Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парк встречал привычной прохладой, его широкие аллеи начинались сразу за остановкой. Марте он нравился за маленькие уютные скамейки, скрытые под раскидистыми деревьями и широкими кустами. Они словно образовывали зеленые беседки над теми, кто хотел побыть наедине. Макс фыркал про мещанские привычки, но ей было все равно и он смирился. Но пригрозил, что как наступит зима ходить они будут только в его любимые места. Еще пару шагов и аллея свернет в маленький глухой уголок. С центральной дороги его было не видно и мало кто знал, что здесь в кустах и зарослях скрывается не только скамья, но и качели. Старые и увитые плющом. Они так смешно поскрипывали, когда Марта пыталась на них качаться. Макс злился и зажимал уши. Её это только смешило. В этом скрипе было нечто сокровенное родное, качели как будто были безмолвным свидетелем их встреч. А еще он помогал ей поверить, что то что происходит сейчас — настоящее. И прогонял страх проснуться.
На скамейке Марта заметила широкоплечую фигуру. Светлая макушка знакомо золотилась на солнце, но под сердцем что-то противно ёкнуло, разливаясь ледяным холодом. Девушка даже не поняла, что ее так беспокоит пока парень не поднял голову, голубые глаза чуть сощурились, иронически оглядывая ее с ног до головы.
— Любишь опаздывать, принцесса? Всегда думал, что мой братец обожает пунктуальных девушек.
Джокер. Этот тут что забыл?!
Похоже этот вопрос так явственно отразился на ее лице, что угол его рта дернулся вверх, блеснули белые зубы. Этот гад, что смеется над ней?
Еле сдерживаемый смех был ей ответом.
— У тебя такое лицо будто ты черта увидела.
Но Марта уже пришла в себя и сухо отрезала:
— Лучше бы его. Что ты тут забыл?
— Фу, как грубо …. — поганца ее злость только веселила, но неожиданно прорезавшийся лед в голосе хрустнул словно битое стекло. — Я обещал тебе скорую встречу, если ваши амуры с братцем продолжатся. Но ты пропустила мои слова мимо ушей. Это грустно. Никогда не верил в наивность блондинок, но ты меня разочаровала.
Если он думал смутить её этими ухватками богатенького мажорика, то значит плохо её знает. Она, конечно, может восполнить этот пробел в его знаниях, но лень. Сейчас Марту больше волновал другой вопрос.
Где, черт его подери, Макс? Почему она должна выслушивать этого клоуна, вообразившего себя большим умником?
А вот клоун похоже не отличался большим терпением. Перед её носом дважды щелкнули пальцами.
— Я надеюсь, ты не собралась в обморок падать?
— Еще раз так сделаешь и останешься без пальцев. — окрысилась блондинка, странное чувство беспокойства внутри не проходило. А его присутствие только усиливало его.
— Ну это вряд ли, — Джокера её злость продолжала веселить. — Макс не придет. Матери неожиданно стало плохо и он повез ее в больницу. А телефон у него разряжен. Поверь мне на слово. Поэтому скорее всего вечером, о-о-очень поздно вечером, он тебе перезвонит. А тебе лучше обидеться и не отвечать.
Кажется теперь наступила очередь Марты смеяться.
— Я похожа на дурочку, которая так поступит?
Джокер доверительно наклонился вперед, глядя снизу вверх, он по-прежнему сидел, а она стояла, но похоже его это ничуть не смущало.
— Откровенно говоря, мне наплевать на кого ты похожа. Но ты беспокоишь мою семью. А когда это происходит заканчивается моя спокойная жизнь. Потому что мне приходится разгребать за братцем последствия его загулов.
Само «последствие» даже глазом не моргнуло. И тут же вернуло шпильку.
— А не великоват ли Макс для няни?
Злился ли Джокер или продолжал развлекаться было непонятно. Вот как будто и уголки губ растягиваются в улыбке, и шевелится, приподнимая бровь в немой усмешке в ответ на её слова, а глаза пустые, как у слепого. Лёд в них. Как будто все давно решил.
— Побереги зубки, деточка. Они тебе еще понадобятся. Сразу скажу: жалости у меня нет. Совести тоже. И лучше, чтобы этот разговор был у нас последним…
Пауза затянулась и стала многозначительной.
Марта внимательно уставилась, изображая внимание.
Но Джокер сказал уже все, что хотел. Поэтому встал и спокойно направился прочь. Дорожка отсюда вела только одна, а идти за ним вслед не хотелось. И показывать, что испугалась тоже. Хотя с каких это пор она стала интересоваться его мнением? Марта решительно тряхнула волосами и привычным быстрым шагом двинулась вперед. Но оказывается ответ он всё-таки собирался ей дать. Короткая тихая фраза ударила по позвоночнику словно брошенный умелой рукой камешек.
— Обидеть девушку очень легко.
И все. Не пытался ни остановить, ни сказать что-то еще.
Намек был более чем прозрачен.
Машка не задала ни единого вопроса, когда она ввалилась к ней вся взъерошенная и злая. Молча загнала в комнату Каську и Боню и поставила на плиту чайник. В доме было привычно пусто. Родители Машки, как всегда разлетелись во все стороны света, а тетя Агата отдыхала в санатории. Хотя дед Джина поклялся глаз с молодых не спускать. И если его тут нет значит пасет внучка, чтобы тот до свадьбы не грешил. Романович уже смирился с басурманскими внуками, но до хрипоты настаивал, чтобы имена им дали «наши». Где это, мол, видано, чтобы родня не могла запомнить, как детей звать. Со стариком никто не спорил все только улыбались. Нелюдимый и ворчливый пожилой мужчина на глазах ожил и метался между Елашино и городом, как деловитый шмель. Потому что «родители-кукушки, а за детьми нужен глаз да глаз». И чтобы они все без него делали.
Откуда-то неслышно вынырнула Ванда и уставилась зелеными глазищами.
— Чего тебе, чудовище? — вздохнула Марта.
Кошка подошла и встав на задние лапы, оперлась передними на колени. Потрепала её по голове. Умное животное дернуло ухом и уставилось зелеными глазищами. Засвистел чайник.
— Всё так плохо? — Машка расставляла чашки на столе.
— Всё еще хуже, чем плохо. Сегодня мне сделали последнее китайское.
Подруга немного помолчала, в комнате запахло мятой, когда струя кипятка ударила на дно чашки.
— И что ты думаешь делать?
— Уже сделала. — Марта мрачно крутила телефон в руках. — Просто он его еще не получил.
Коротко звякнуло оповещение, опровергая ее слова.
— Получил. — задумчиво проронила Марта.
Непостижимым образом Машка догадалась, что было в том смс. Хотя… кто еще знал её так, как она?
— Уверена? — подвинула к ней чашку.
Блондинка тихо подула на ароматную полупрозрачную поверхность в чашке.
— Я не героиня, Маш, я не смогу заламывать руки на пороге его дома и умолять принять меня. На самом деле я