они утверждают, что у меня имеются какие-то способности. И может мне разрешат участвовать в пилотировании. Им же ещё предстоят новые высадки, а я могу помочь.

А ещё можно будет открыто говорить о нас, о них, обо всём. У меня ведь столько вопросов.

Очень хочется всего этого. Скорее бы уже оставить планету Чарпатчхе позади.

Ну а пока... приходится быть начеку. Поэтому остаётся лишь мечтать и строить планы.

Она появляется тогда, когда я, замечтавшись, даже пританцовывать начинаю, взбивая тесто для новой порции оладушек – вчерашние на-агарам очень понравились, к моему удивлению.

− Здравствуй, Женя, − слышу я неожиданно позади себя, отчего с перепугу едва не роняю «ложку».

Вот же, внезапная какая!

− Чарпатчхе, ты меня снова напугала, − резко обернувшись, смотрю раздражённо на нашу пассажирку. Да так и замираю, чувствуя, как у меня снова отвисает челюсть. – Это как понимать?

− Нравится? – невинно улыбнувшись, она раскидывает руки в стороны и оборачивается вокруг своей оси, демонстрируя новую внешность во всей красе. – Мне показалось, тебе вчера на свою подругу было почти так же неприятно смотреть, как и на мать.

− На их образы в твоём исполнении. И это было скорее… очень странно. Я знала, что это не они, и меня не покидало чувство неправильности. То как ты выглядишь сейчас… это ещё более странно, − задушено выдавливаю из себя, во все глаза таращась на своё собственное отражение.

Почти отражение, точнее. Поскольку Чарпатчхе изобразила меня не такой, какой я выгляжу сейчас, а такой, какой я привыкла видеть себя в зеркале после утренней пробежки – с короткими вьющимися тёмными волосами, ненакрашенную, в мешковатых синих штанах и обычной футболке.

− Почему? – делает удивлённые глаза этот инопланетный ксерокс. – Разве твой собственный облик тоже кажется тебе отталкивающим?

И вот почему меня не покидает странное чувство, что она издевается? Будто эксперименты надо мной какие-то ставит.

− Нет, мой облик не кажется мне отталкивающим. Но в том-то и дело, что он мой! – заявляю, заставляя себя отвести взгляд от своего подобия. Отворачиваюсь к столу и, вытерев брызги теста, попавшие на мою одежду, когда я дернулась от неожиданности, возвращаюсь к своему занятию.

Вот только Чарпатчхе даже не думает оставлять меня в покое.

− Для тебя это так важно? – появляется она теперь с другой стороны от стола, то есть прямо передо мной. – Чтобы твоим обликом не пользовался никто другой.

− Да, важно, − киваю.

− Но… это тело, в котором ты сейчас находишься. Оно ведь… как ты его называешь, искусственное? Значит, его кто-то создал. И придал ему твои черты. Разве это тебя не злит?

Чёрт. Неужели она и это успела в моей голове высмотреть, когда имела туда доступ? Времени даром не теряла, да?

− Злит. Но я пока что не могу ничего с этим поделать, − убедившись в правильной консистенции теста, я отставляю миску и шагаю к варочной поверхности, чтобы освободить место для жарки.

− Интересно, − моя собеседница тоже перемещается вдоль стола, с любопытством заглядывая во все ёмкости. − В моём понимании, то, что создано искусственно, вполне может быть воссоздано не единожды. Таких искусственных подобий тебя существует ещё много, да?

От неожиданности этого заявления я словно на стену налетаю. Вскидываю на неё ошарашенный взгляд.

− Это, наверное, очень жутко осознавать, что кто-то где-то может пользоваться куклой, которая выглядит точь-в-точь, как ты, − продолжает Чарпатчхе, будто не замечает моего шока.

А меня буквально передёргивает от одной лишь мысли, что она может быть права. Я, конечно, помню, что Са-арду говорили, будто бы биосинтезоид с моим обликом единственный в своём роде. Но существуют ли гарантии, что они не создадут потом такие же?

Бр-р-р. Ужас какой.

− Скажи, Женя, а тебе не хотелось бы освободиться от своих хозяев? – вышибает из меня дух новый вопрос от Чарпатчхе.

− Они мне не хозяева, − выпаливаю я, прежде чем успеваю задуматься.

− Да? Я помню, что эти, как их… ах да, на-агары, называют тебя своей женщиной. Это интересный вид взаимоотношений. Ты во всём их обслуживаешь. Но вы не состоите в брачном союзе. Разве это не значит, что ты являешься их собственностью?

− Ничего подобного это не значит. Я обслуживаю их, как ты говоришь, только потому что сама взяла на себя такие обязанности на этом корабле. У каждого есть своя функция. Я готовлю еду. А остальное... тоже происходит потому что я так решила.

− А они тоже так считают? – склоняет голову набок моё темноволосое отражение.

Вот же прицепилась. Чего она добивается? Чтобы я признала, что нахожусь здесь на птичьих правах и сама не знаю, кем прихожусь для своих хвостатых любовников? Вот ещё! С какого перепугу мне делиться такими вещами с какой-то стрёмной инопланетянкой, которая поразительно много знает о том, о чём знать, по идее, не должна?

− Я, в отличие от всяких менталистов, чужие мысли читать не умею. Поэтому расписываться за кого-то, что он там считает или нет, не буду. Для меня главное, кем я сама себя считаю. А то, как воспринимают меня другие, это проблема сугубо тех, кому это восприятие принадлежит, − чеканю твёрдо.

− Ты, конечно, права. Мне нравится, как ты мыслишь, − кивает Чарпатчхе. – Именно поэтому я и хотела тебе кое-что предложить.

Неожиданный поворот, однако.

− И что именно? – настороженно интересуюсь я.

Но моя копия поднимает взгляд, будто прислушивается к чему-то. И качает головой с тихим вздохом.

− Сейчас не могу сказать. Потом, когда будет более благоприятное время, − сообщает она мне ровно за пару секунд до того, как в дверном проёме пищевого отсека появляется фигура Шоа-дара.

Для змея младшего не становится сюрпризом то, что я не одна. Видимо, он ещё издалека услышал наши голоса. И вон каким подозрительным взглядом буравит Чарпатчхе.

Она в ответ поворачивается к нему с приветливой безмятежной улыбкой.

− Здравствуй, Шоа-дар, − воркует нежным чувственным голосом. Точь-в-точь таким, каким разговаривала кукла Эйши со своими хозяевами.

И теперь этой личинке инопланетной всё-таки удаётся Шоа-дара удивить. Потрясённо моргнув, он смотрит сначала на меня, потом на неё, потом снова на меня…

− Да, именно так выгляжу я в обычной жизни, − отвечаю на его невысказанный вопрос.

− Нравится? – задаёт свой дурацкий вопрос Чарпатчхе уже змею младшему. И снова крутится на месте, раскинув руки.

Вертихвостка она, вот