Сословие доконкурентного знания

Говоря о проекте «Геном человека», стоит отметить, что это, безусловно, одна из важнейших научных инициатив нашего времени. Когда в 1986 году появились попытки составить карту генома человека, учёные имели лишь слабое представление, как действует эта фундаментальная часть нашего бытия, и, в большой степени, они до сих пор этого не понимают! Но благодаря масштабным, распределённым в пространстве совместным проектам между институтами, странами и научными дисциплинами, потребовалось более пятнадцати лет для решения вопроса, и сейчас мы продвинулись намного дальше, чем были в 1986 году.

Учёные давно подозревали, что наши гены определяют то, как мы выглядим, насколько умны, насколько мы способны сопротивляться инфекциям и даже как мы себя ведём. Но вооружённые полностью описанным геномом учёные сейчас убеждены, что эти микроскопические спирали ДНК составляют что-то вроде операционной системы человека. Изучение того, как «программировать» эту операционную систему, может содержать ключ к лечению страшных болезней, например болезни Альцгеймера, диабета и рака. Применение этих исследований в таких областях, как сельское хозяйство и экология, может помочь нам избавиться от мирового голода и лучше заботиться о планете.

Но для нас проект «Геном человека» важен ещё по одной причине: он иллюстрирует ключевой тезис данной главы. Проект представляет собой водораздел, когда несколько фармацевтических фирм отставили в сторону свои частные программы по изучению генома человека и решили поддержать открытые совместные проекты. Обмениваясь базовой информацией и сотрудничая за пределами отдельных институтов, эти смелые компании поставили под вопрос уверенность в том, что ранние исследования и разработки лучше вести отдельно и в рамках секретных лабораторий. В результате они смогли уменьшить расходы, ускорить новые разработки, обогатить акционеров и, конечном итоге, помочь обществу быстрее получить результаты генных исследований.

Так к чему же стремились эти компании? Мы называем их «сословием доконкурентного знания»,[235] и хотя это несколько трудно произносимый термин, мы говорим о чём-то большем — о новом коллаборативном подходе к исследованиям и разработкам, при котором схожие в своих убеждениях компании (иногда являющиеся конкурентами) создают общие пулы отраслевых знаний и процессов, на которых строятся новые разработки и отрасли.

Перспективы генных исследований

Благодаря этим усилиям, гонка за описанием генома человека оставит потомкам впечатляющее наследие. GenBank, хранилище генных последовательностей Национального института здоровья США,[236] и другой связанной с этим информации, сейчас является крупнейшей в мире общественной базой генетических данных. Это кульминация бесчисленных общественных и частных усилий, которые сделали генетическую информацию общедоступной.

Этот публичный ресурс обещает быть невероятно важным. Он предоставляет инфраструктуру для бесплатной научной информации миллионам биомедицинских исследователей и на десятилетия подталкивает дальнейшие разработки. Недавняя статистика GenBank уже демонстрирует его растущую ценность. В августе 2005 года исследователи собрали и распространили более 100Гб данных о последовательностях генов. Это 100 миллиардов «писем» с генетическим кодом более 165 тысяч организмов. Для сравнения, 100Гб — это база из юо миллиардов пар ДНК, что чуть меньше количества звёзд в Млечном Пути.

Поразительная статистика роста и использования информации, в результате, заставляет верить тем, кто считает, что сильное научное сословие — лучший способ для реализации полного потенциала геномной революции. Дэвид Липман,[237] директор Национального центра биотехнологической информации,[238] предполагает, что эти процветающие сообщества скоро дадут исследователям возможность составить карту и понять генетический состав целых экосистем, а не только генома человека.[239]

Однако правда состоит в том, что усилия по описанию последовательности генома могли легко пойти по другому пути. На волне противоречивых судебных решений начала 1980-х годов, связанных с предоставлением патентных прав на генетическую информацию, коммерческие и некоммерческие организации стали увлечёнными участниками патентной системы. К середине или концу 1990-х исследователи и игроки отрасли начали опасаться, что патенты на большое количество данных о последовательностях ДНК могут потенциально посягнуть на очень широкие права других игроков, исключив их из работы над научными и терапевтическими программами. Пока десятки тысяч патентных заявок наполняли патентные бюро США и Евросоюза, начались споры о том, насколько возможна выдача патента на отдельные фрагменты генов и будущее биометрических исследований.

Учёные, ведущие биометрические исследования, опасались (и всё ещё опасаются), что проблемы доступа могут разрушить культуру открытой науки и затруднить научный прогресс. Около 20% генома человека уже являются частной собственностью, включая гены гепатита С и диабета. Владельцы этих патентов сейчас влияют на то, кто проводит исследования и сколько это стоит, играя несоразмерную роль в определении общего Уровня и направления исследований в этих областях.

Пока учёные беспокоятся о научной свободе, фармацевтические компании волнуются об оплате дорогих лицензий конкурентам нового класса — биотехнологическим компаниям, которые стали интерфейсом между академическими и коммерческими исследованиями. К концу 1990-х годов лишь несколько фирм владели технологиями синтеза, анализа и аннотирования увеличивающихся объёмов данных, создаваемых общественными и частными проектами, посвященными описанию генов. Крупнейшие международные фармацевтические и биофармацевтические компании мира «Большая фарма»[240] хотели добывать эту информацию для потенциальных «блокбастеров», но им не хватило возможностей. При наличии нескольких поставщиков и при высокой скорости окружающих в гонке за будущим генома биотехнологические фирмы могут диктовать повышенные цены на новейшую информацию и инструменты. Многие фирмы использовали это выигрышное положение для получения так называемых сквозных прав,[241] что позволило им претендовать на будущие открытия.

И академические, и коммерческие сообщества обеспокоились тем, что ограничение значительной части знаний областью молекулярной биологии в рамках отдельных компаний поднимало цены и снижало эффективность разработки лекарств. По мере того как быстро увеличивалось количество патентов, бюджеты на исследования и разработки вырастали до неэффективного уровня, биотехнологические компании, фармацевтические фирмы, университеты, правительственные структуры, а также пользователи системы здравоохранения и юридическая система были втянуты в дорогостоящую и вредоносную борьбу, связанную с экономической выгодой.