Я не могла оставить Дэниела одного, потому что обещала быть рядом, когда он умрет. Опустившись на пол, я прижалась к мохнатой шкуре.

Почему он не превратился обратно в человека? Неужели у меня ничего не вышло? Может, я слишком долго колебалась и теперь его душа навеки останется в плену? Тогда моя жертва была напрасной.

Ледяной ветер коснулся моей кожи. Над нами закружились снежинки. Одна из них села на волчий нос и растаяла.

«Когда начал падать снег?» — подумала я, кладя голову на окровавленную грудь Дэниела. Удары одинокого сердца раздавались все реже, потом затихли. Оставалось лишь ждать, пока мой собственный волк не явится за тем, что ему принадлежит.

В приходе.

Рядом кто-то вскрикнул. Я с трудом подняла голову и увидела, что в распахнутых дверях стоит Эйприл, дрожа от холода в своем розовом платье. За ее спиной бушевала вьюга.

— Что слу…

Я села.

— Ни о чем не спрашивай, лучше вызови «Скорую».

Мой взгляд упал на Дэниела-волка. Он лежал безмолвно и неподвижно. Из его груди торчал серебряный кинжал.

Может, я ударила слишком слабо и острие не дошло до сердца? В книге говорилось, что серебро ядовито.

Я опасливо взялась за рукоятку, но не почувствовала ожога.

— Ради бога, что ты делаешь? — в ужасе спросила Эйприл, не двигаясь с места.

— Прошу тебя, иди за помощью.

Крепко схватившись за клинок, я изо всех сил потянула. Лезвие выскользнуло наружу с тошнотворным хлюпающим звуком. Из раны толчками выплеснулась кровь, заливая грудь Дэниела и окрашивая белое пятно на его шкуре. Но алая струйка внезапно иссякла и спряталась обратно в рану. Отверстие на глазах затягивалось рубцовой тканью, а та стремительно разглаживалась, сливаясь с бледной кожей. Косматый зверь исчез, со мною рядом снова был Дэниел.

Он лежал на боку в позе зародыша, словно только что родился заново. Его нагое тело, истерзанное клыками, кровоточило в нескольких местах, включая шею. Зато теперь он снова был обычным смертным. Я все-таки успела спасти его душу. Для меня имело значение только это… пока Дэниел не кашлянул.

— Грейс, — хрипло прошептал он.

Я погладила его по руке, нащупала ладонь и сплела свои пальцы с его.

— Я здесь, с тобой.

— Гм… — произнесла Эйприл. Ее голос выдавал смятение. — Наверное, мне правда лучше позвать кого-нибудь.

Она шагнула прочь, и в часовню хлынул лунный свет, заливая Дэниела мертвенной бледностью. Его волосы казались почти белыми.

— Дэниел, прости. — Я бережно взяла его лицо в ладони. — Черт, не вздумай только умереть у меня на руках!

По лицу Дэниела скользнула кривая ухмылка. Он открыл глаза — темные, как тихие омуты, до боли родные.

— Все командуешь, — сказал он, потом опять закашлялся и прикрыл веки.

— Я всегда буду любить тебя, — прошептала я и поцеловала его в холодные губы. Я сидела рядом, держа его за руку, пока не раздался вой сирены. Потом кто-то потянул меня прочь.

Возвращение к прежней жизни.

Снег шел целую неделю без остановки. На следующий день нас с Джудом выпустили из участка под ответственность родителей. Свидетелей нашего побега из школы не нашлось. Поскольку мы оба твердили, будто ничего не помним о прошлой ночи, полиция от безысходности заявила, что мы спасались от бродячих собак из той самой неуловимой стаи, которую подозревали в осквернении тел Мэри-Энн и Джессики, и забежали в приход в поисках укрытия.

Раны Дэниела и вправду очень походили на отметины волчьих зубов, хотя никто не мог объяснить, как он оказался раздетым, но наши с Джудом ссадины зажили уже на следующее утро. Мои синяки исчезли, а след от укуса на руке превратился в розоватый шрам в форме полумесяца.

У Джуда тоже не нашли мало-мальски серьезных повреждений, однако врач сообщил, что у него посттравматический стресс или нечто подобное, и выписал брату мощное успокоительное после того, как он впал в ярость при виде отца, примчавшегося в полицейское отделение прямо из аэропорта. Я поняла, что от расправы над нашей семьей после первого же превращения Дэниела удержали только наркотики, которые он в ту пору принимал.

Разыгрывая потерю памяти, я сделала исключение только для событий в переулке, и рассказала, что Пит на меня напал, а Дон, наоборот, выступил в роли спасителя. Именно Пит вызвал полицейских, удрав подальше от опасного места и бросив меня на произвол судьбы, но в результате они задержали его — вместе с тринадцатью свежими швами — для дальнейшего расследования. Я простила его за то, как он подло себя тогда вел, но это вовсе не значило, что его поступки должны остаться безнаказанными.

Второй и третий дни я провела в больнице, расхаживая взад и вперед по коридору мимо палаты Дэниела, пока медсестры не убедили меня уйти.

— Иди домой, детка, — говорили они. — Отдохни немного. Мы позвоним тебе, если что-нибудь изменится.

Папины телефонные звонки наконец принесли плоды, и мы узнали, что случилось с Доном Муни. Его нашли на парковой скамье возле автобусной остановки в Манхэттене. В полиции нам сообщили, что его сердце просто перестало биться. У него не было при себе ни денег, ни паспорта, а внешний вид легко позволял принять его за бездомного бродягу. Поэтому за два дня до Рождества Дона похоронили в ящике из сосновых досок на кладбище для бедняков.

На пятый день я вернулась в больницу и провела там весь канун Рождества, стоя перед окном и молясь. Поздним вечером за мной приехал папа.

— Надвигается буря, — сказал он. — Твоя мать боится, как бы ты здесь не застряла.

Шестой день пришелся на Рождество. За исключением Джеймса, который весело давил пузырьки на упаковочной пленке и играл с серпантином, все пребывали в отнюдь не праздничном настроении. Родители подарили мне мобильный телефон. Папа вручил Джуду золотое кольцо с большим черным камнем.

— Его доставили только вчера вечером, — виновато сказал он. — Прости. Я пытался раздобыть его раньше… — Папа скомкал шар из оберточной бумаги. — Мне казалось, лучше подождать, пока оно не будет у меня… Прости, пожалуйста.

— Что это? — спросила Черити.

— Подарок на окончание школы, — сказала я.

Джуд смотрел перед собой стеклянным немигающим взглядом и молчал. За всю прошедшую неделю он не вымолвил и слова.

Тем же вечером зазвонил телефон. Я внимательно слушала медсестру в течение минуты. Под конец она сказала:

— Он ушел. Мы не смогли убедить его остаться…

Я бросила телефонную трубку, оставив ее качаться в воздухе, и убежала в свою комнату.

Ранним утром седьмого дня я проснулась за своим письменным столом с кистью в руке.