— Слушаю, говорите, — сказала я сразу в обе трубки. — Тебе, — передала я Янушу трубку телефона. — Да, да, слушаю, — повторила я в терпеливо ожидающий сотовый.

Незнакомый голос:

— У меня просьба. Если пани обнаружит в своей машине то, что не принадлежит пани, прошу это не выбрасывать, не разглядывать и никому об этом не говорить. Это в интересах пани, и вообще в этом заинтересованы все.

А молчать пани умеет, я знаю.

И отключился.

На минуту в комнате воцарилась тишина.

Януш уже разделался с одним собеседником и теперь держал у уха только трубку моего телефона. Я вертела в руках замолчавший мобильник и раздумывала над тем, что услышала. И тут мобильник опять забренчал.

— С ума можно сойти, — проворчала я, нажимая на кнопку.

Мне представилась какая-то пани из какой-то редакции и спросила:

— Можно взять у пани малюсенькое интервью? Буквально несколько фраз. Сейчас.

Вроде бы фамилия представившейся журналистки была мне знакома, но как выглядит, я не помнила. И вообще, вряд ли она выбрала подходящий момент для интервью. На всякий случай я решила не отгонять её сразу и осторожно поинтересовалась:

— А что?..

— Пани занимается филателией. Есть ли, по вашему мнению, разница в добывании марок раньше и теперь? Теперь легче или наоборот?

— А это зависит от того, что пани хочет приобрести. Если в общих чертах, то в наше время раздобыть стало легче буквально все — ветчину, лимоны, кухонные горшки…

И на горшках заткнулась. Не отнимая от уха сотового, я помчалась в кухню. Вода кипела, пар поднимался струями к потолку. Прижав мобильник плечом, я быстро побросала в кастрюлю немного оттаявшие вареники, уменьшила газ, прикрыла крышкой и вернулась в комнату.

Журналистку в сотовом интересовали только марки:

— Нет, вы скажите, есть ли в наше время такие вещи, которые нельзя достать так легко, как тогда?

Тут уж я могла дать ей самый что ни на есть исчерпывающий ответ.

— Есть. Хотя бы болгарский блочек-105.

Сама ищу его, можно сказать, по трупам…

И прикусила язык. Но слово уже вылетело.

— По каким трупам? — заинтересовалась журналистка.

— По разным. Свежим и таким.., уже порядком залежалым…

Трубка рассмеялась.

— На какую бы тему я с пани ни говорила, всегда какой-нибудь труп выскочит. Очень мило.

Болгарский блочек, сказали вы? И в Болгарии его тоже нет?

— Болгария — последняя страна в мире, где я могла бы его найти.

Наконец журналистка отцепилась от меня, но я даже дыхания не успела перевести, как позвонили одновременно оба мобильника.

— Узнала! — обрадовала меня Анита. — Пришлось, правда, потрудиться, зато теперь у меня есть адрес Гжеся, того, у которого Куба играет в бридж. Хочешь?

— Немедленно! Давай адрес! — заорала я так, что Януш вздрогнул и вопросительно глянул на меня. — Есть адрес! — зачем-то ещё ему прошептала я.

Видимо, он уже привык слушать сразу двумя ушами, я имею в виду двух собеседников, потому что кивнул мне в ответ, дескать, понял.

— Минутку, сейчас я его узнаю! — ответил он кому-то в телефоне.

— Улица Защитников, пять, квартира четыре, — сообщала мне Анита, что я тут же повторила во весь голос. А Анита продолжала:

— Как хорошо, что мы не познакомили нашу Гражинку с Кубусем. Я догадываюсь, что у тебя там столпотворение, поэтому выключаюсь, но завтра ты мне все расскажешь в подробностях.

Я пообещала, да Анита и в самом деле заслужила подробности. Януш тем временем убеждал своего собеседника, что нет необходимости готовить бригаду для перехвата, но одного человека на страже поставить все же не мешало бы, иначе эти здешние полицейские могут быть скомпрометированы перед коллегами из Болеславца.

Зазвонил телефон, чему я очень удивилась, так как не заметила, что он был уже отключён.

Комендант из Болеславца сообщил мне, что они просматривали депозит и обнаружили целых два болгарских блока. Поскольку я последняя копалась в кляссерах, вот он меня и спрашивает, что бы это значило и какой именно блочек меня интересует.

— Тот, что с птицами, — немного растерянно произнесла я.

— Они оба с птицами.

— Но на одном из них птица всего одна, а на другом целых шесть. Я хочу шесть.

— И оба прикрыты этими.., как они.., защитной плёнкой, а раньше не были, — упрямо заявил болеславский комендант.

— Наверное, автоматически я позаботилась и о втором, — гнула я свою линию, но тут мне надоело лгать, и я решила признаться. — Нет, скажу правду, так и быть. Второй блочек мой.

Я привезла его затем, чтобы показать панам полицейским, как следует правильно хранить марки, а пан прокурор любезно выдрал из моих рук мою же собственность. Теперь мне придётся снова приезжать, чтобы получить свою марку?

— Как желаете. Можно не специально, а как-нибудь при случае. Нам ещё надо протокол составить.

Мне пришлось примириться и с протоколом, и с каким-нибудь удобным случаем. Мы с Янушем обменялись унылыми взглядами.

И тут в дверь позвонила, как я и догадалась, Гражинка. Похоже, она побила какой-нибудь автомобильный рекорд на трассе между нашими домами.

— Вот и чудненько, — сказала я, открывая ей дверь. — Не придётся повторять два раза. Не знаю, что говорили Янушу, так что пускай он начинает.

Гражинка не возражала, с нетерпением ждала новостей все равно от кого из нас. С тихим стоном она опустилась в кресло и вся превратилась во внимание, а Януш тут же забыл о необходимости соблюдать служебную тайну.

— С полицией Патрик связался по сотовому, так что не удалось установить, откуда звонил, — начал Януш. — Он сказал, что принялся разыскивать Кубу после того, как убедился, что все подозрения сконцентрировались на нем, Патрике. Он не мальчик, прекрасно знает, как следственные власти относятся к таким подозреваемым, как он. Посадят за решётку и станут радоваться, что нашли убийцу. А этот мерзавец, так Патрик выразился о Кубе, будет радоваться, что подставил его. А проживает он, мерзавец Куба, то есть Ксаверий Зубило, на Концертовой улице в однокомнатной квартире Ежи Стемпняка. Так вот, когда полиция Кубу схватит, он сам, Патрик, явится добровольно. Но не раньше.

— А если полиция не схватит? — осторожно поинтересовалась я.

— Он не сказал, что будет тогда. Сказал лишь, что из двух зол предпочитает, чтобы его схватили в Варшаве, а не в Болеславце, потому что в Болеславце нет смысла.

— Знаешь, а ведь он прав. А что с Кристиной Возняк? Ты сказал, она заговорила…

— Заговорила.