— Ну и как вам эта байда? — осторожно просачиваясь в комнату, прервал его мысли Амроцкий.

— Бред сивой кобылы, — дежурно буркнул генерал, еще не вернувшись в реальный мир. — Главное, узнать, какая сука ему все это проплатила? Этот Крысеныш, если мне память не изменяет, ведь ваш человек? — глаза гостя блеснули недобрыми огоньками.

— Ваша правда, был когда-то он в моей команде, но редкостной сукой оказался, блядовал на все стороны, кто больше даст, под того и ляжет! Представляете, работая у меня, на меня же заказы брал и сливал всю информацию, пока я его не прищучил. Так он, гаденыш, к Бусинскому переметнулся, и вот видите, что вытворяет? Поверьте, Иван Павлович, это не только вам вызов, это плевок и мне в лицо, — окончательно придя в себя, разлился соловьем Амроцкий. — Это же надо, подонка, уголовника вытащили на экран и решили из него отечественного Робин Гуда сделать. Эх, поспешили вы Пашку с короткого постромка спустить, пусть бы пока у ноги, как верный пес, покрутился, а потом, после того, как комбинат у него отнимите, можно было бы и в тюрьму сажать…

— Постойте, а не вы ли мне советовали его прижучить, подержать в черном теле, чтобы сговорчивее насчет акций стал? — поднял вверх брови Плавский.

— Иван Павлович, так ведь я вам Дракова советовал прижучить, а не телеги на краевых генералов писать! Вы хоть с министрами-то успели переговорить?

— Да как-то времени все не было, закрутилось все…

— Оно, может, и к лучшему! — вскочил в места Михаил Львович. Когда его обуревала жажда деятельности, он не мог усидеть на месте и сновал по комнате, подпрыгивая, как блоха. — Вы знаете, это очень даже хорошо, это чудненько! А не повернуть ли нам все это с точностью до наоборот! Они хотели вашей дискредитации, и им кажется, что они своего добились, правильно?

— Ну, — буркнул генерал.

— Ну так вот, на самом деле вы были правы, обращаясь к министрам за поддержкой в борьбе с коррупцией, которая, как ржа, проела все органы федеральной власти у вас в крае! Вы понимаете, куда я клоню?

— Пока не очень…

— Ну что вы, Иван Павлович! Вы как полновластный хозяин региона, как лицо, поддержанное Президентом страны, вскрыли вопиющие факты беззакония, когда, фактически, вся власть добровольно легла под новоявленного бандита, а силовики и депутаты, вместо того, чтобы бороться с этим бандитам, бросились вперегонки ему служить, понимаете?

— Кажется, понимаю, но смутно пока…

— Да что это с вами сегодня? Организованная преступность вместе с продажными чиновниками, — менторским тоном наставника, принялся растолковывать Михаил Львович, — организовала тотальный отпор губернатору, отказавшемуся от их правил игры и попытавшемуся донести все творящиеся в глубинке безобразия до оглохшей от безделья Москвы. Так что вы — не клеветник, как пытался представить вас краевой мент, а мужественный борец с коррупцией. Надо не медля, завтра же идти на прием к министру внутренних дел и директору ФСБ. Ваше письмо на имя Царя отписано в Главное управление президентского контроля, там мы ему ноги прямо сейчас и приделаем. — Великий путаник торопливо схватился за телефон.

— Але! Иннокентий Алиевич! Прости, что поздно, не ложился еще, телевизор смотрел? Да, да, ты прав, совсем бандиты распоясались, мало им провинции, так они решили и столицу под себя подмять! У тебя там письмо губернатора Плавского сверху расписано, надо ему полный ход дать. Все согласовано. Ссылаться на меня, конечно, не надо, но я только что приехал от Самого, — Амроцкий заговорчески подмигнул внимательно слушающему генералу, — так Первый в ярости, считает что это покушение на устои власти. Сегодня губернатора в лоскуты порвут, а завтра и от страны ничего не останется. Да не надо благодарностей! Говоришь, уже ходоки с другой стороны были, и кто? Шусь? Вот поганец! Ладно, это не по телефону, завтра забегу. Ох, и хороша у тебя секретарша! Нет, такие подарки не принимаю, если только поменяться. Пока, пока!

— Всё, с утра к контролерам, а они пристегнут и МВД, и прокуратуру, и еще кого надо, — потирая руки, сообщил Амроцкий.

Через два дня тяжелый маховик государственной машины со скрипом завертелся, набирая все новые и новые обороты, грозя перемолоть в пыль всё и вся, попадающее под его незрячую десницу.

Местные законодатели, как наиболее неустойчивый элемент, не взирая на злобное шипение спикера, начали быстренько отрабатывать назад и раскололись на несколько враждующих групп. В первые ряды, как всегда, вырвалась недалекая хабалистая бабенка, представляющая северные территории. Она верещала во всех местных газетах и телепередачах про зловредных ментов, продажных судей, загребущих налоговиков, близоруких коллег-депутатов, обходя при этом бархатным молчанием лишь своего тайного спонсора, Пашу Драку. Местные федеральные чиновники быстренько застрочили наверх, что они, лично, к законодателям за помощью не обращались, и во всем виновен главный милиционер, который, к тому же, является, чуть ли не родственником Дракова.

В край прибыла целая бригада следователей, собранных из разных губерний России, во главе с грозно рычащим заместителем министра внутренних дел Ильей Владимировичем Коловратовым.

Плавский торжествовал, все получилось, как он хотел, а главное, он теперь напрочь отбросил сомнения в искренности отношения к нему Амроцкого. Михаил Львович, в который раз воскрес в его душе как всесильный ангел-хранитель.

Удаление со двора Старикова благотворно сказалось на внутренней атмосфере Серого дома, да и в крае дела пошли, как это ни странно, в гору. Заполярный комбинат стал платить налоги, Есейский металлургический, погасив задолженность по электроэнергии, фактически закрыл все долги края по заработной плате бюджетникам. Паша Драка от греха подальше и не без помощи Амроцкого куда-то смылся. В общем, для всех настало некое подобие золотого века, а золотые века, как известно, долгими не бывают.

23.

Малюта с искренним сожалением смотрел на скрученного радикулитом Коловратова. Милицейский генерал хоть и хорохорился, но двигаться мог с большим трудом, а потому совещание проводил в своем гостиничном номере, который ему выделили в резиденции «Кедры». Подобные совещания проходили каждое утро, бригадиры отчитывались о проделанной за минувшие сутки работе и получали ценные указания. Два раза в неделю, соблюдая закон о гласности, Илья Владимирович должен был появляться перед прессой и информировать широкую общественность о ходе своей работы.

Скураш еще с журналистских времен поражался, как это милицейские опера и следователи вообще умудряются работать и хоть что-то раскрывать. Их, бедных, с утра до ночи заставляли писать какие-то планы раскрытия преступлений, а потом ежедневно отчитываться об их выполнении. Однако писанина была не самым главным бичом, особенно выматывали пустопорожние совещания, где милицейских за их же собственную проделанную работу пытались обвинить во всех смертных грехах. Ну а «палочная» отчетность, господствующая в органах еще с бериевских времен, напрочь отшибала руки даже самым талантливым и способным. Ты тут хоть тресни, но «палки», то есть показатели одной графы, должны были равняться или превышать «палки» другой, вот и вся арифметика. Однако же чем меньше палок было на бумаге, тем результативнее считалась работа, а что там делается на улице, всем было абсолютно по барабану! Высокое начальство по улицам не ходит, оно с мигалками пролетает, так что в любой работе главное — отчет.