– У домработницы есть ребенок? – удивилась я.

– Ребенком ее дочь назвать трудно, ей за тридцать уже. И она умственно отсталая, – пояснила Тамара Федоровна. – Хорошая, добрая, но одна жить не может. Пока крошкой была, Марфа ее с собой на работу брала – убирала людям квартиры, а Наташа была рядом. Но потом девочка превратилась в подростка, которого в чужой дом не приведешь. У Марфы комната в коммуналке, и если она дочь в ней запирала, та плакать начинала, буянить, кричать, даже дверь выламывала. Вот горе-то! В конце концов Марфа решила проблему – устроила Наташу в интернат в Мишкине. Комнатушку свою сдала, а сама к Ирине нанялась, специально в «Кроте» место подыскала, чтобы дочку часто навещать. Деньги, которые ей жильцы платили, она отдавала санитаркам, чтобы не били Наташу, не шпыняли. А с Ириной они так договорились: платить Горская домработнице не может, средств у нее нет, но завещает ей дом и участок, так что после смерти хозяйки Марфуша станет очень богатой. Родни-то у Ирины нет, нажитое оставить некому.

– Ага, – пробормотала я, – знаю о таких случаях. Надеюсь, Марфа догадалась оформить официальный договор?

– Да, – кивнула Тамара, – имелся у нее документ. С печатью, заверенный нотариусом. Но понимаете, Ирина очень хитрая. Когда с домработницей договаривалась, показала справку от врача, где был онкологический диагноз. Марфуша наивно подумала, что хозяйка недолго проживет, а Горская оказалась здоровее лошади, небось доктор ей липовую бумажку составил. И стала Марфа рабыней доброй феи. Первые годы надеялась, что скоро разбогатеет, потом скумекала: надули ее, но уйти не могла: если она договор нарушит, то ничего после кончины хозяйки не получит. Документ так составлен, что в этом случае станет недействительным, и плевать, что Марфа много лет даром пахала. А Ирина буквально помыкала прислугой, Марфуша была одна в ста лицах: и уборщица, и повар, и садовник, и вообще все-все. Выходных у нее не было, с трудом у «барыни» пару часов выпрашивала, чтобы к дочке сбегать. Очень мне ее тогда жалко стало! Но сейчас Марфе наследство отошло – они с Наташей пока в «Кроте» живут. И вроде покупатель уже нашелся на участок – бывшая горничная решила его продать, приобрести что-то поскромнее, а разница на жизнь пойдет. Я вчера ездила в Мишкино в торговый центр, там Марфу встретила, она мне про это и сообщила. Я за нее рада – выстрадала бедолага свое счастье.

– Ага, – пробормотала я, – ага.

* * *

Побывав у Тамары Федоровны, я, не мешкая, помчалась в «Крот», запарковалась на пока еще своем участке и поспешила к особняку Горской.

– Вот те на! – всплеснула руками Марфуша, отпирая дверь. – Ишь кого нелегкая принесла. Чего желаете?

– Пришла попрощаться, – улыбнулась я. – Продала дом, у вас теперь будут другие соседи. Хотя вы вроде тоже уезжаете?

Бывшая домработница, а ныне хозяйка немаленькой усадьбы поплевала через левое плечо.

– Тьфу, тьфу, не сглазьте. Не по карману мне особняк в «Кроте», если все удачно сложится, я избавлюсь от него.

– Будете обеспеченной женщиной, – кивнула я.

– Ой, какое уж там богатство, – замахала руками Марфа, – на жизнь бы вырученного хватило.

– Вы не знали, что у хозяйки стоматит разыгрался, – протянула я, резко сменив тему разговора. – Горская про свою болячку вам не рассказала.

Марфа попятилась.

– Чего?

Я прислонилась к стене дома.

– Вскоре после переезда в «Крот» я получила письмо. Адрес был наш, но послание явно адресовалось кому-то другому. Ни имени получателя, ни сведений об отправителе на конверте не было. Внутри лежала записка, написанная, как мне показалось, безграмотным ребенком, со слезной мольбой: «Мама, забери меня домой, мне тут очень плохо». Я пошла на местную почту, подумав, вдруг там знают, от кого послание. Служащая предположила, что автор – слабоумный человек из интерната. И она же пояснила: «Раньше там было сносно, а год назад пришел новый директор, выгнал старых сотрудников, набрал себе подобных воров, которые родственников убогих обирают, из них деньги сосут, а если заплатить им нечем, травят бедного больного». Думаю, вашей дочери со сменой руководства приюта стало совсем плохо, Горская не давала вам денег, за комнату в коммуналке жильцы платили копейки. Наверное, каждый ваш визит в интернат был адом – Наташа плакала, просилась домой. Это она письмо отправила, да перепутала номер дома, вы не получили послание.

Я говорила и одновременно следила за Марфой. Та стояла молча.

– Представляю, как вам было тяжело. И вдруг вы случайно столкнулись в торговом центре с Кутей – увидели ее в магазине, где на заказ делали свитера. Узнали девушку, но виду не подали, потому что в вашей голове в секунду сложился план. Денег у вас не было, но вы где-то их раздобыли и упросили мастерицу из бутика связать такой же пуловер с кошкой, как у дочери Андрея Николаевича. Вы немолоды, но фигура у вас стройная, девичья, голос звонкий. Надев обновку, вы натянули шапку до бровей и пришли за пирогом с черникой. Уж простите за откровенность, с шапочкой вы придумали глупость, маскировка никудышная. Возраст выдает не только лоб, руки у вас не как у юной девушки. Но вам повезло – у продавщицы оказалась сильная дальнозоркость, и она в тот день разбила очки, поэтому хорошо разглядела только свитер. Кстати! Я все гадала, почему покупательница была без куртки. Потом догадалась: чтобы показать розовую красоту с аппликацией, вы специально сняли верхнюю одежду, оставили ее, вероятно, на скамеечке у входа в пекарню.

Сделав секундную паузу, я ожидала хоть какой-то реакции Марфы, но она по-прежнему молчала.

– Вы купили замороженный пирог с черникой и разогрели его утром в день годовщины смерти Михаила, зная, что Горская будет переживать, вспоминая мужа, и непременно съест любимую выпечку. Причем подумает, что это – знак внимания от Зины, знающей о скорбной дате. Добыть коробку в кондитерской Калининой было нетрудно, хозяйка возилась в служебном помещении. Зинаида мне сказала, что вы к ней часто заглядывали, брали для «барыни» яблочный пай. А сама Горская в кондитерскую никогда не ходила, хотя с владелицей дружила, поэтому презенту ее, найденному в холле своего дома, не удивилась. И про яд в подвале вы знали, и про то, чем ваша хозяйка на жизнь зарабатывает, тоже. Хотя Ирина Леонидовна считала иначе, полагала, что вы дура. И ошибалась. Отличный план: отравить хозяйку, получить наследство и наконец-то спокойно жить вместе с дочкой. Горская немолода, ее смерть особого подозрения не вызовет. А если кто всполошится, то не зря же вы свитер с кошкой в пекарне демонстрировали, и это убийство тоже припишут Ольге Кутузовой. Полиция приедет в дом Горской, а вы расскажете, что видели Кутю в торговом центре. Вы небось проследили за девушкой, узнали, что она работает в Мишкине в детском саду. Вам казалось, что вы все предусмотрели. Спросят дознаватели: «Марфа, почему вы не попробовали пирог, которым отравилась Горская?» А у вас готов ответ: «От ягод желудок болит, никогда их не ем». И тут же расскажете историю о том, как Кутя таскала тете Ире пироги с черникой. Мне вы ее в деталях расписали. Но, увы, Ирина Леонидовна из-за стоматита, о котором вы не знали, не прикоснулась к обожаемой выпечке, отнесла ее нам, ею угостилась Вера…