— Ты совершила хороший поступок, Дарси. Правильно сделала, что позвонила. Я тобой горжусь.

— Мне не следовало звонить. Это было ужасно.

— Нет, следовало… И никому позволяй себя обижать.

Я высморкалась и сказала:

— Ничего не могу с собой поделать. Она же моя мать!

— Родители часто нас унижают, — продолжил он. — Но когда ты сама станешь матерью, то не будешь этого делать. Я знаю.

— Откуда?

— Потому что ты показала свое истинное лицо, Дарси.

Я снова высморкалась.

— Что это значит — истинное лицо?

— Я имею в виду… что ты хороший человек. — Итон нежно коснулся моей руки. — Ты сильная. И ты будешь замечательной матерью.

В течение многих лет я получала бесконечные комплименты от огромного количества мужчин: «Ты прекрасна!», «Ты сексуальна!», «Ты невероятна!», «Я тебя хочу!», «Выходи за меня замуж!». Но слова Итона были самым приятным, что мне когда-либо доводилось слышать. Я положила голову ему на плечо, и мне стало очень хорошо, спокойно.

— Постараюсь, Итон. Честное слово, постараюсь.

На следующее утро мы проснулись и сонно пожелали друг другу счастливого Рождества.

— Что будем сегодня делать? — спросила я.

— Приготовим что-нибудь вкусненькое, — весело ответил Итон.

Два дня назад мы прошлись по магазинам, и теперь маленький холодильник был битком набит всякими продуктами.

— А еще?

— Приготовление рождественского ужина займет почти весь день.

Я спросила, не жалеет ли он о том, что мы открыли подарки накануне. Знаю, что смысл Рождества не только в подарках, но всегда чувствуешь разочарование, когда эта часть праздника завершается. Хотя впервые мне приятнее было дарить, чем получать.

Итон сказал, что всегда предпочитает открывать подарки в сочельник, а потом загадочно добавил:

— Я хотел предложить тебе кое-что еще…

Я посмотрела на него с огромным удивлением. Мне показалось или в его голосе действительно прозвучал намек? Неужели Итон со мной флиртует? Но прежде чем я успела произнести хоть слово, он невинно спросил:

— Как насчет стихотворения?

— Да. Конечно, — вздохнула я и почувствовала облегчение оттого, что не вякнула какую-нибудь глупость и не поставила себя в неловкое положение. — И как оно называется?

Он секунду подумал и сказал:

— «Супермама».

Я улыбнулась и велела ему прочесть его, вспомнив его забавные поэтические импровизации в школе. Он прокашлялся и начал декламировать в стиле рэп, делая небольшие паузы и встряхивая головой во время чтения:

Ты — крутая баба в мини прикольном, Только глянуть — и все мужики довольны, Ты с кайфом скупала игрушки для дочек, Родила двух парней — хочешь не хочешь, Новости — смерть. Но ты не ревела, Поняла: быть мамашей — суровой дело! Мамочки лучше не смог бы сыскать я. Благословенье двум маленьким братьям!

Мы оба хохотали до упаду, потом он потянулся ко мне и обнял — в тот самый момент, когда один из моих малышей хорошенько пнул меня.

Итон просиял. Я засмеялась.

— Ты почувствовал?

— Да! Ух ты!

— Он тебя понял.

— Точно, — пробормотал Итон. Он осторожно положил руку мне на живот и тихонечко погладил. Кто-то из мальчишек ответил сильным толчком. Итон хихикнул:

— Потрясающе! Просто не могу поверить, что их там двое.

— И не говори, — сказала я. — Я чувствую себя перенаселенной. Скоро им будет тесно.

— Тебе больно?

— Немного. Просто сильно давит. И начинается эта противная боль в спине.

Итон спросил, не нужен ли мне массаж.

— Ты массируешь спину так же хорошо, как и ноги?

— Еще лучше, — сказал он.

— Тогда пожалуйста, — ответила я, перекатываясь на бок.

Итон потер ладони, задрал мою ночнушку, под которой у меня не было ничего, кроме зеленых трусиков «танга». Сердце у меня забилось быстрее, когда я поняла, что Итон впервые видит меня практически голой. Я затаила дыхание, когда он коснулся своими теплыми ладонями моей спины и начал медленно и сильно массировать мои плечи.

— Не больно? — поинтересовался он.

— Не-е-ет… Просто великолепно! — простонала я, чувствуя, как из моего тела уходят напряжение и скованность. Пока он массировал, я все время представляла себе секс с Итоном и ничего не могла с собой поделать. Я пыталась избавиться от подобных мыслей, вспомнить о том, что это разрушит нашу дружбу и плохо отразится на наших отношениях. Отношениях, которые действительно были. Я не хотела оказаться обманщицей еще раз. Интересно, посещали ли Итона подобные мысли, когда его пальцы касались моей спины и разминали мышцы? Он долго-долго массировал в области талии, а потом спустился ниже, к самому краю трусиков, прямо над копчиком. Его прикосновения стали мягче, когда он перешел к бедрам. Ими он занимался довольно долго, а потом замер, обозначая тем самым конец сеанса.

— Все, — сказал он.

Я перевернулась, чтобы взглянуть ему в лицо; у меня отчего-то перехватило дыхание.

— Спасибо. Это было потрясающе!

Итон не ответил, просто смотрел на меня своими чистыми голубыми глазами. Он тоже что-то почувствовал. Я была почти уверена в этом. Он тяжело дышал, как будто ему не хватало воздуху.

Когда прошла долгая томительная минута — когда, по моему мнению, стоило сделать что-нибудь значительное, например поцеловать меня, — Итон с шумом втянул воздух, громко выдохнул и сказал:

— Итак, не пора ли нам заняться кулинарией?

Остаток дня мы, даже не переодеваясь, готовили рождественский ужин. Я играла роль помощницы, усердно следуя его наставлениям, — резала и чистила овощи, пока Итон занимался индюшкой и всякими гарнирами. Если не считать того, что я обожгла палец горячим жиром, когда вынимала противень из духовки, все прошло замечательно. Совсем как кулинарное шоу, по словам Итона.

Потом, когда начало темнеть, я пошла в душ. Стоя под горячей водой, я позволила себе снова вспомнить утренний массаж и удивилась, как это Итону удалось привести меня в такой экстаз. Интересно, что он сам чувствовал? Когда я выбралась из ванны, то изогнулась перед зеркалом, чтобы увидеть себя со спины, и обрадовалась тому, что задница у меня по-прежнему очень аккуратная и — тьфу-тьфу-тьфу! — без всяких следов целлюлита. Переодевшись, я сказала себе, что просто спятила, если приписала массажу какой-то эротический компонент.

Когда я вернулась в гостиную, то обнаружила, что Итон перетащил кухонный стол под елку и теперь расставлял тарелки на красивой скатерти цвета слоновой кости.

— Как мило, — сказала я, целуя его в щеку и радуясь тому, что это всего лишь знак привязанности к хорошему другу.