Гарольд продолжал сжимать его руки.

— Со мной твоя сестра. Я оказался для тебя плохим другом и подвергал её жизнь опасности. Но она не пострадала, и, должен сказать, она смелая девушка, достойная своего брата. — Он отпустил одну руку Эдгара и пожал руку Элфрика: — Спасибо тебе, Элфрик, ты много для меня сделал.

Приблизилась свита графа Понтье. Гарольд провёл герцога Вильгельма к носилкам и представил его госпоже Гундред.

— Что ты о нём думаешь? — спросил Гилберт у Рауля.

— О ярле? Я понимаю, почему Эдгар так любит его.

— Я тоже, — согласился Гилберт. — Кто-то говорил мне, что он старше Вильгельма. Я бы так никогда не подумал. Где Эдгар? Он, наверное, пошёл к своей сестре!

Но уже через пару минут Эдгар снова оказался рядом с Раулем и, схватив его за руку, сказал:

— Рауль, я хочу представить тебя моей сестре. Она уже взрослая женщина, а когда я уезжал, была совсем малышкой! Я и не подозревал... Ну да ладно, пойдём! Я рассказал ей о тебе, и она горит желанием познакомиться с тобой, друг мой.

Рауль попросил своего оруженосца придержать лошадь.

— С радостью, — сказал он и пошёл вслед за Эдгаром ко вторым носилкам.

— Элфрида, я привёл Рауля де Харкорта, — сказал Эдгар. Он отвёл занавес на носилках и с гордостью посмотрел на Рауля.

— Леди... — Рауль начал совершенно спокойным голосом, но вдруг замолчал, в изумлении глядя на Элфриду. Слова приветствия замерли на его губах, все галантные манеры испарились. Рауль Харкорт смотрел на самую красивую женщину из тех, что ему приходилось видеть в своей жизни.

— Элфрида говорит на вашем языке так же хорошо, как и я, — сказал Эдгар, полагая, что замешательство вызвано тем, что Раулю не хватает сакских слов, чтобы объясниться.

Девушка с огромными глазами, доверчиво улыбаясь, смотрела на Рауля. Он подумал, что никогда не видел таких голубых глаз. Из-под накидки появилась тонкая нежная рука, и скромный тихий голос произнёс:

— Сеньор, друг моего брата — это и мой друг.

Рауль протянул свою руку, чтобы ответить на её приветствие, и Эдгар с удивлением заметил, что руки его друга дрожат. Рауль с благоговейным трепетом сжал руку Элфриды.

— Леди, приветствую вас, — пробормотал Рауль как мальчишка, едва научившийся говорить.

Матильда гостеприимно встретила в Руане обеих саксонских леди, но, взглянув на Гундред, властную высокомерную даму, отнеслась к ней с неодобрением. Она быстро разобралась, что из себя представляет эта дама, и стала обращаться с ней снисходительно, милостиво, чтобы показать этой гордячке, как велика была разница между сестрой ярла Гарольда и герцогиней Нормандии.

Но Гундред так легко не сдалась, она тут же упомянула в разговоре имя своей сестры, королевы Эгиты. Матильда подняла свои тонкие брови и тихо проговорила:

— Бедняжка, она так и не сумела подарить своему господину наследника.

Эта фраза, конечно, не могла оставить Гундред равнодушной.

— Возможно, это вина короля, мадам, — резко ответила она.

Матильда, держа на руках своего недавно родившегося малыша, улыбнулась. Эта улыбка могла означать вежливый интерес или же несколько скептическое отношение к этому замечанию. Гундред посчитала, что лучше всего будет поменять тему разговора.

В отношении Элфриды герцогиня не была такой нарочито вежливой. Едва увидев уже четырёхлетнего рыжеволосого Вильгельма, Элфрида опустилась на колени и протянула к нему свои нежные тёплые руки. Это была самая верная дорога к сердцу Матильды. Она даже готова была простить Элфриде её длинные золотистые пряди, на фоне которых её собственные локоны померкли и казались бесцветными.

— Вы любите детей, мадемуазель? — спросила она.

— О да, мадам! — ответила Элфрида, застенчиво глядя на неё.

— Я думаю, мы с вами хорошо поладим, — пообещала Матильда.

Будучи женщиной проницательной, Матильда быстро поняла, какие отношения складываются между Элфридой и Раулем де Харкортом. Герцогиня уже не раз пыталась найти невесту для Рауля, но он так настойчиво уклонялся, что в конце концов она перестала искать девушку, достойную его руки. Теперь, когда её зоркий глаз заметил, сколько внимания Рауль уделяет этой саксонской девушке, герцогиня не знала, радоваться ей или горевать. Она приложила все свои усилия, чтобы узнать у Гундред, каким будет приданое Элфриды. Приданое обещало быть солидным, но для расчётливой Матильды оно казалось недостаточным для того, чтобы девушка могла стать женой фаворита герцога. Она поговорила об этом с герцогом, для которого новость оказалась совершенным откровением. До этого он конечно же ничего не замечал. Когда же он убедился в том, что его верный страж и хранитель наконец-то начал смотреть в другую сторону, он рассмеялся и, похоже, подумал, что для него будет хорошим развлечением увидеть Рауля в сетях этой саксонской девицы. Вопрос о наследстве совершенно его не заинтересовал. Матильда сказала:

— Наследство ей даёт ярл Гарольд. Согласится ли он на то, чтобы она стала женой норманна?

— Я сам дам ей приданое, — ответил герцог. — Если Раулю она действительно нравится, то тебе, моя бережливая Мэт, придётся приготовить ей приданое.

На следующий день, когда герцог увидел Элфриду, то посмотрел на неё более внимательно, чем обычно. Она заметила, что на неё пристально смотрят, и ответила серьёзным взглядом, который понравился герцогу. Он сказал герцогине, что у девицы смелый взгляд, и, воспользовавшись первым случаем, заговорил с ней. Когда он этого хотел, то мог притвориться совсем безобидным, и Элфрида, которая раньше считала его страшным человеком, вдруг обнаружила, что он очень весёлый. Впоследствии она призналась своему брату, что не знает более добрых людей, чем герцог и герцогиня Нормандии.

Эдгар был удивлён и несколько обижен. Он втайне надеялся на то, что Элфрида и Рауль поженятся, он ведь любил их обоих и быстро понял, как Рауль относится к его сестре, но, когда она начала восхищаться герцогом Вильгельмом, Эдгар был просто шокирован. Он считал, что никто не мог чувствовать привязанность к Вильгельму, оставаясь верным ярлу Гарольду.

Что же касается ярла Гарольда, то он чувствовал себя совершенно свободно при нормандском дворе, и это было естественно для него. Он очень любил соколиную охоту и охоту с луком и стрелами, весёлый нрав и умение хорошо справляться с лошадьми и собаками позволили ему быстро завоевать расположение баронов. Его гордый вид ясно говорил о том, что он привык командовать, но в компании он никогда не ставил себя выше других, поэтому ему легко удавалось сходиться с людьми. Этим Гарольд славился всю свою жизнь, но, кроме того, все знали, что он любимец женщин. Говорили, что у него много любовниц; Элфрик назвал имя одной из них, которую за необыкновенную красоту называли Лебёдушкой. Несомненно, она с нетерпением ждала в Англии возвращения своего великолепного возлюбленного, а он тем временем отдыхал в Руане, одним только взглядом или мимолётной улыбкой заставляя вспыхивать сердца влюбчивых нормандских леди. Он притягивал к себе женщин, как яркое пламя притягивает мотыльков. В Руане Гарольд мог завоевать немало сердец, если бы захотел, но он предпочитал держаться на расстоянии и легко избегал всех этих тяжёлых сердечных драм. Лишь у одной женщины был повод думать, будто она сумела околдовать его, и это была не кто иная, как сама герцогиня.