— Когда вскроете, сможете мне дать на мгновение кинжал?

— Зачем? — злой вопрос.

— Замочек нужно будет закрыть, — солгала я.

Ректор кивнул, а затем одним молниеносным движением вскрыл вену. Запах мертвечины, убийственный, сбивающий с ног, едва не привел к обмороку, но мне милостиво протянули кинжал, рукоятью вперед, и я сдержалась.

А затем быстро, так быстро как только могла, отшвырнула цепочку и рассекла ладонь, на которой лежал кристалл. Кровь показалась мгновенно.

— Риа! — взбешенный рык Гаэр-аша.

Но я уже уронила окровавленный кристалл на мертвое сердце Некроса, следом за ним полилась и моя кровь. Жаль — недолго. Некромант действовал быстро, схватил мою руку, туго перевязал, после прикоснулся к вене Некроса, и та, затягиваясь, понеслась вверх, унося нас от сердца, которое… больше не билось.

И все время, пока вена стремительно поднимала нас вверх, оно не билось…

Чтобы в итоге зайтись едва ли не в припадке, забившись столь сильно, что затряслось все вокруг, и вниз, мимо вен Некроса, понеслись камни, куски земли, глыбы скал. Я упала на четвереньки, не сумев удержаться на ногах, Гаэр-аш, что-то шепча, вскинул руки и вмиг огромная пещера оказалась оплетена сетью защитной магии, вспыхнувшей зеленоватой паутиной.

И все прекратилось…

Перестали дрожать вены, прекратилось падение камней, и лишь сердце Некроса билось все быстрее и быстрее, чтобы спустя несколько минут забиться иначе — четко и размеренно, словно живое.

С тихим стоном сполз по стене вниз ректор, сел, согнув колени и упираясь в них локтями, внимательно посмотрел на меня. Гаэр-аш едва дышал, на его лбу сверкали бисеринки пота, глаза сейчас казались столь же синими, как и полурасстегнутая рубашка, в разрезе которой было видно, что шея и грудь ректора тоже взмокли. И не удивительно — паутинка защитной магии до сих пор оплетала всю громадную пещеру, и я даже представить себе не могла, какой силой нужно обладать, чтобы сотворить и удержать такое! А еще я понимала, что сейчас начнется моральная порка.

И она действительно началась:

— Отступническое отродье! — четко и емко охарактеризовал мой поступок лорд Гаэр-аш.

Я села, посмотрела на свою руку, со стремительно набухающей от крови повязкой, сжала кулак, пытаясь хоть как-то остановить кровь.

— Дрянь! — не ограничился озвученным ректор.

Грустно улыбнувшись, я проследила за тем, как капли крови срываются с окровавленной ладони вниз. Нет, кровь определенно нужно будет исследовать, потому что отреагировало сердце Некроса именно на нее, Эль-таим столь быстрой реакции не дает. И когда я вернусь домой, наплюю на отчима и проведу все дни каникул в убежище, захвачу с собой сухари и воду и обязательно докопаюсь до истины.

— Ты ненормальная, — внезапно устало произнес Гаэр-аш.

Я прекратила смотреть на кровь, перевела взгляд на ректора и тихо спросила:

— А себя вы считаете нормальным?

Он не отвел взгляд, когда спокойно поинтересовался:

— Как ты полагаешь, падение многотонных глыб скальной породы на твою отравленную стремлением к чрезмерным экспериментам голову, способствует выживанию?!

Я вспомнила рассказ Эдвина о гибели моего отца, о себе почему-то в этот момент не думалось.

— Риаллин, если бы здесь с тобой был кто-то другой, вы бы сейчас сдохли! — прорычал Гаэр-аш. — Ты это осознаешь?

Осознание приходило медленно, и ясности в нем не было, потому как:

— Вы… вы же сами говорили, что неоднократно пытались его оживить! — воскликнула я. — Вы же…

— Да, Риа! — прошипел некромант. — Но, беда моя, ты не подумала своей головой о том, что занимались мы этим в часе пешего пути от этого места?! И я тебе даже скажу почему — риск осознавали!

Я испуганно вздрогнула, невольно огляделась — повсюду подрагивали порванные, местами искореженные прозрачные трубки вен Некроса, в некоторых из них застряли острые осколки скал…

— Они восстановятся, — устало просветил ректор, — они, в отличие от нас, не живые.

И он откинул голову назад, упираясь в прозрачную стенку и тяжело дыша.

— Знаешь, — с трудом заговорил он, — отступники никогда не оставляют своих учеников, у них это не принято по одной-единственной причине — ваше сознание отравлено ядом вседозволенности. И вы нарушаете границы допустимого в магии постоянно, даже не задумываясь об этом. Именно поэтому отступники или забирают учеников с собой, или убивают. Странно, что Шерарн оставил тебя в живых.

Я могла бы промолчать, но не удержалась от замечания:

— Дядя Тадор не был отступником.

Усмехнувшись, ректор сказал:

— Тадор Шерарн не был вечным, Риа, но вот как раз отступником являлся в полной мере. Ты вообще осознаешь, кто такие отступники?

Не стала отвечать.

Гаэр-аш повернул голову, глянул на меня и пояснил:

— Отступники, это те, кто ставит магическую науку выше человеческих жизней, Риа.

Потрясенно смотрю на ректора, он улыбнулся и продолжил:

— Когда-то в Хешисаи существовал орден Тьмы — самый сильный из магических орденов, и успехи некоторых из членов откровенно поражали. Этих выдающихся нередко просили раскрыть тайну своего могущества, и однажды на заседании ордена они ее раскрыли — эксперименты с человеческой жизнью. Их осудили, заявив, что эти маги попрали каноны ордена, отринули этику и мораль, забыли заветы. Отступники — те, кто отступил от законов и правил, нарушил их, и большинство членов ордена потребовали казни для совершивших преступление. Часть казнили в ту же ночь, но некоторым удалось скрыться. Именно их именуют вечными, а тех, кто последовал их заветам — отступниками.

Некоторое время я сидела молча, обдумывая его слова, а после возразила:

— Дядя Тадор был человеком.

Тихо рассмеявшись, Гаэр-аш произнес:

— Тадор Шерарн родился в империи Хешисаи двести восемьдесят лет назад.

У меня опустились руки, кулак, который я так старательно сжимала, чтобы остановить кровь, бессильно разжался сам.

— Нет, он не вечный, — заметив мое потрясение, произнес ректор, — вечным был его брат, которого убил лично я. А Тадор нет, просто его душу вновь и вновь переселяли — Ульгерд любил своего брата, а быть может… боялся одиночества.

Из всего вышесказанного, меня больше всего поразил один факт:

— Убили вы?

Гаэр-аш усмехнулся, невесело совершенно и тихо ответил:

— Я был молод, непозволительно самонадеян и стремился к тому, чтобы показать себя миру. Ко всему прочему у меня была своя собственная теория уничтожения вечных — оживление всех сущностей, что они впитали когда-то. Кстати — сработало.