Когда я рассказал Иванычу, как человек запустил в нас проклятие, он просто обозвал меня идиотом, но, осознав мою непробиваемость, все же снизошел до пояснений. Оказывается, что швыряться проклятиями как простыми заклинаниями могут только мастера-гоблины высочайшего уровня. Остальные малефики, включая тех же цыган, плетут свои проклятия как сети, убивая на это кучу времени и используя большое количество ритуальных средств. Тот же артефакт с проклятием на рассинхрон делается с помощью сложного ритуала в исполнении десятка гоблинов. То, что плененный мною китаец является малефиком высшего порядка, инспектор отнес к порожденным страхом фантазиям. Я начал доказывать свою точку зрения, тогда он еще раз обозвал меня нехорошими словами и, достав телефон, показал, как выглядит проклятие высшего порядка. Точнее, продемонстрировал снимок иллюстрации к какой-то древней книге, которую написал кто-то из гоблинских супермалефиков. Да, картинка не очень-то напоминала то, что я разглядел через модифицированный светлячком щит. Проклятие выглядело как гибрид снежинки и спрута — дымчатая субстанция с жирными щупальцами. А я видел нечто пусть и похожее, но сильно похудевшее. А что, если мне удалось рассмотреть не проклятие, а спрессованную в нити энергию разрушения? Что, если малефики лепят свои жуткие чары на основу из этой энергии, как художник создает изящную скульптуру на жестком проволочном каркасе? Все это, конечно, притянуто за уши, но говорил же умный дядька Оккам, что самое простое объяснение чаще всего оказывается верным. Тогда получается, что светлячок не разрушал направленное на нас проклятие неимоверной силы, а просто своей энергией творения дезинтегрировал энергию разрушения основы черных чар малефика, а остальное просто расползлось, не имея опоры, и не сумело причинить нам вреда.

Сразу же вспомнился бедолага Дверг, и захотелось узнать, все ли у него в порядке. До рассвета еще пара часов, но если там все плохо, Йохан вряд ли уснет, а если хорошо, то я вообще не смогу до него дозвониться.

То, как быстро скандинав ответил на звонок, вселяло самые нехорошее предчувствия.

— Что там у тебя еще? — недовольно пробурчал наемник.

— Хотел узнать, как там Дверг. Получилось снять проклятие?

— Нет, — словно выплюнув, ответил здоровяк и процедил сквозь зубы: — Мерзкая жаба! Если бы не его охранники, удавил бы тварь, и будь что будет.

— Ты можешь нормально объяснить, что именно произошло?

— Мы отвезли Дверга знакомому малефику, который умеет снимать проклятия. Эта жаба с ходу заявила, что проклятие очень сильное, и затребовала с нас почти все серебро, что мы получили от тебя. Но делать нечего, пришлось соглашаться. Другого специалиста такого уровня я просто не знаю. Он ушел готовиться к ритуалу, а потом вернулся и сказал, что ошибся. Что это никакое не проклятие, а неведомые ему чары и ничем помочь он не может. Я, конечно, не разбираюсь в гоблинах, но эта жаба точно врала. А еще он был очень напуган и постарался выпихнуть нас как можно быстрее. Мы чуть не устроили там перестрелку с его охраной. На́зар, во что ты нас впутал?

Йохан явно пытался найти себе оправдание, переложив вину на кого-то другого, но я не собирался ему в этом помогать:

— Давай без этого. Я предложил тебе работу. Ты на нее согласился. Сейчас надо думать не о том, кто виноват, а как спасать Дверга.

— Ну и что ты можешь предложить? — с недоверием и даже злостью спросил скандинав.

Первой мыслью было привлечь ко всему этому Иваныча, но затем в голове начали всплывать воспоминания о странном поведении начальства инспектора. О том, как его более влиятельные сородичи внаглую отжали у Секатора картины голландцев, и куча других мелочей, наводивших на не самые приятные мысли о вселенском заговоре. Я стоял вполоборота к картине, и вдруг боковым зрением мне почудилось, что ангел открыл глаза, поднял голову и посмотрел на меня. Увы, после резкого разворота стало видно, что в картине ничего не изменилось. Скорее всего, от нервного напряжения и недосыпа у меня пошли глюки. Или все же в этом городе действительно ничего не бывает просто так? А почему бы не попробовать? Вариантов все равно не так уж много, и если ничего не получится, действительно позвоню гоблину.

— Так, Йохан, слушай меня внимательно. Загружайте Дверга в автобус и везите ко мне. Сколько еще продержится «Поцелуй Морфея»?

— Часа три, — чуть посопев в трубку, все же ответил здоровяк. — Гюрза вколола вторую дозу, а третью он не переживет.

— Тогда быстро везите сюда. Все, жду. — Чтобы не дать скандинаву возможности вступить со мной в пожирающий драгоценное время спор, я прервал связь и опять уставился на спящего ангела. — Ты ведь поможешь мне?

Пару минут я тупо пялился на картину. Блин, это же не икона, да и молитв я не знаю, только и остается, что с мольбою смотреть на ангела. Никакого эффекта даже в энергетическом плане, но когда отворачивался, боковым зрением почудилась ободряющая улыбка на ангельском лице. Ну что же, приму это как добрый знак.

Пока ждал приезда наемников, все же решился провести повторную оценку картины своим даром. Ничего нового не узнал: отголоски эмоций неизвестного мне художника и то, что энергия творения, замкнутая в этом полотне, будет защищать меня от чего-то совсем нехорошего. Даже обидно стало: в голландских картинах сидела какая-то дрянь, и я ее ощущал как некую полуразумную сущность, причем даже на расстоянии, а вот мой ангел-хранитель либо слишком слаб, чтобы показать себя, либо чересчур скромен. Очень надеюсь на второе, потому что невольно подаренная Йохану надежда, оказавшись напрасной, может окончательно испортить наши с ним отношения. Хотелось попробовать как-то ментально провести предварительные переговоры, но все же решил дождаться доставки больного на место для, так сказать, очищающих процедур. Или тут больше подойдет слово «ритуал»?

Йохан почему-то не стал предупреждать меня по телефон и сразу позвонил в дверь. Мне хватило ума проверить гостей через видеодомофон. Как только открыл, угрюмая компания наемников шумно ввалилась в гостиную. Теперь они были одеты в повседневные наряды в стиле милитари и не носили на головах маскирующие шлемы. Йохан и еще один мужчина средних лет чуть менее впечатляющей комплекции тащили знакомого мне только по фигуре Дверга. Семенившая за ними Гюрза обожгла меня каким-то то ли обвиняющим, то ли умоляющим взглядом. Девушка вообще оказалась необычной: действительно мальчишеская фигура, на голове короткое каре темных волос и черные, практически бездонные глаза как у цыганки. Но при этом у нее были тонкие, можно сказать аристократичные черты