Он видит, что у Лоры из ладони больше не идет кровь, что порез уже начал зарубцовываться, хотя меньше минуты назад это была открытая рана.

«Это не та Лора, которую я знал».

— Но я женщина.

Камилла соглашается с этим как с очевидным фактом.

— Естественно.

— Я знаю, что ты понимаешь. Ты обо многом догадываешься, Камилла. Я очень рада, что тебе лучше, — после того, что сделали с тобой эти подонки. На самом деле я говорю для Натана.

— Я знаю.

— Натан многого не понимает. Он живет в слишком рациональном мире. Ну, начали?

— Лора.

— Да?

— Я люблю тебя.

— Знаю. Теперь начинай. Я готова.

Камилла набирает в легкие побольше воздуха и без колебаний вонзает острие ножа неглубоко в лоб. Испачкав пальцы в горячей липкой крови, она делает вертикальный надрез длиной в три сантиметра. Затем просовывает лезвие под кожу, чтобы подцепить микрочип. Лора ничего не говорит, не стонет. Настойчивость, с которой она смотрит Камилле в глаза, тревожит Натана. Они подписывают договор.

«Кровью Лоры».

Меньше чем через тридцать секунд Камилла находит передатчик и достает из обволакивающей его плоти. Она протягивает микрочип Натану, который кладет его рядом с первым, не очень-то понимая, что происходит. Камилла садится на корточки у ног Лоры и безвольно опускает руки. Она роняет в снег нож, теперь уже бесполезный. И вздыхает с облегчением, сжав кулаки.

— Я думала, не получится!

— Спасибо, Камилла.

Она встает и потягивается, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. Лора тоже поднимается, опершись на ее руку.

— Я хотела сказать тебе кое-что еще.

— Давай.

— Что-то очень важное, что может причинить боль тебе и Натану.

— Не думаю.

Натан подтверждает.

— Меня зовут не Лора. Впрочем, и не Дахан тоже.

— Как же тогда твое настоящее имя?

— Лора — просто заимствованное имя. Незаконно присвоенное. Я родилась под именем Иезавель. И врать я вам больше не буду.

Натан и Камилла смотрят на нее серьезно.

— И в Прива я не была заперта вместе с вами. Точнее, не была заперта так, как вы. Никогда не была. Так, как вы это можете представить. Моя тюрьма была здесь. Всегда.

Иезавель указывает на свой лоб и замолкает.

Она молча смотрит на них.

— Теперь мне стало так хорошо, хочется, чтобы это длилось вечно! Проститутка производит на свет прекраснейшее из созданий Вавилонской блудницы. Остальное уже совершенно не важно. Мне столько нужно рассказать вам, и так мало времени осталось, чтобы сделать это!

Камилла улыбается. Из раны на лбу перестала течь кровь. Иезавель поворачивает голову к проходящей над ними дороге, снова сосредоточившись на звуках погони. Немного выше слышится шум мотора. Они инстинктивно приседают, прячась за опорой моста.

— Нужно уходить немедленно.

Иезавель берет микрочипы с ладони Натана и кидает через поток, так, что они оказываются между двумя каменными глыбами. Она плачет.

Натан истолковывает ее слезы неверно.

Иезавель сорвала оковы.

ТИН,

2 января 2008

Буря, бушующий ветер и вой. Почти одновременно возникают кристально чистая радость и лютая ненависть к тем, кто не выходит у меня из головы. О Астарта, мать моя, ты не говорила мне, как все это прекрасно! Хотела уберечь меня? Или стремилась скрыть это? Поэтому ты все время молчишь? Вокруг меня рушатся толстые стены, разлетаются, как соломинки, стоит мне на них подуть. Я падаю в бездну. И в этом падении наконец-то замечаю, что над моей головой сияет свет.

Легкая дрожь пробегает по коже, против пушка на руках, между ягодиц, вдоль ног и уходит вглубь внизу живота. Я кричу от удовольствия, от эфемерного, будущего наслаждения, которое отныне возможно. Я хочу Натана. Хочу прижаться к его бедрам. Жажду, чтобы Камилла коснулась руками моей спины. Мне нужен ее язык, ее щеки, губы, пальцы и ладони ее рук, дарующих спасение. Мне хочется всего в избытке. Внутри у меня все кипит, пенится. Все смешалось. С воздухом, холодом, снегом, тьмой. Пот, испарина. Пахучие слизистые оболочки, влажные животы. Я ощущаю все сразу и упиваюсь этим, прокладывая путь в горах.

Камилла и Натан идут за мной, о Астарта, молчаливая красавица. Ты скрываешься, а я, я живу. Больше никаких червей, змей, драконов с семью головами. Я вижу лишь изможденные лица двоих моих попутчиков, когда оборачиваюсь, чтобы удостовериться, что они все еще за моей спиной. Я знаю, Сахар уже много часов преследует меня и в конце концов настигнет. В этом нет никаких сомнений, он увидит меня и в кромешной тьме. Особенно во тьме. По моим венам скачут наноблохи.[43]Он может определить, где они, как если бы они были связаны с ним невидимой нитью. Вирусу нужно лишь одно — чтобы меня поймали. Он зовет Сахара.

Нам нужно найти какое-то гнездышко. Кокон, на время. Мне необходимо выговориться, остановить эту ложь, объяснить им, кто я на самом деле и почему отправилась к ним. Папа насиловал меня, принуждал, терзал. Человек-в-сером превратил меня в машину, стандартизировал, размножил.

ПОДЧИНИЛ МОЕ ТЕЛО СВОЕЙ ВОЛЕ.

Но ему не удалось поработить мой дух.

«Сахар — ничто».

Он мне не отец. Не брат и не сын. Он просто липкая тварь, вышедшая из утробы Ваал-Верифа, его сводный брат. Подобно болезненному наросту, он пухнет, питаясь моей жизнью. Он высасывает из куколки соки, портит ее, питаясь ими. Но я наконец-то облекаю все это в слова и становлюсь бабочкой. Бабочкой с охристо-коричневыми крыльями, усыпанными черными и белыми крапинками. Я расскажу им об этом.

Мы карабкаемся, бежим, спускаемся. Я знаю эти горы как свои пять пальцев. Я столько раз пряталась здесь с тех пор, как Сахар выкупил деревушку Тин. Свою неприступную крепость. Я облазила все норы. Похоронила здесь свои месячные, которые давно пропали. И без которых у меня разрывается живот. Под этими деревьями и булыжниками я спрятала свои крики и яростные удары кулаком. Мы откопаем их.

А потом убьем Кровавого Сахара. И тогда настанет наш черед умирать. Единственный выход — свобода и смерть. Я не вижу других путей.

Это правда, я долго была слепа.

ТИН,

3 января 2008

Уставшие и голодные, Камилла и Натан уже больше трех часов позволяют Иезавели тащить себя. Она помогает им взбираться. Вдыхает в них свою энергию, чтобы они двигались дальше. А энергии у нее хватит на десятерых. Выбросив микрочипы, они километр шли вброд по реке, потом перебрались на другой берег и начали карабкаться вверх. Не обращая внимания на препятствия.