Избирательные участки закрылись в шесть, а уже час спустя площадь ожила, преисполненная предвкушения. Среди присутствующих оказалось много приезжих. Люди сбивались в небольшие группки вокруг своего кандидата и даже использовали щиты с наглядной агитацией, чтобы огородить свою территорию. Многие прихватили с собой еду и напитки, у большинства имелись складные стулья — словно они пришли посмотреть бейсбольный матч. По обе стороны от парадного входа суда были установлены огромные классные доски, на которых мелом писали промежуточные итоги подсчетов.

— Мы получили результаты из Карауэя, — объявила в микрофон секретарь комиссии так громко, что ее голос был, наверное, слышен миль за пять от площади. Праздничная толпа мгновенно стала серьезной.

— Северный район Карауэя всегда рапортует первым, — пояснил Бэгги. На улице почти стемнело, было около половины девятого. Мы сидели на крыльце редакции в ожидании новостей. Очередной выпуск было решено перенести на сутки и выйти в четверг со специальным номером, посвященным выборам. Секретарше понадобилось немало времени, чтобы огласить подсчет голосов по каждому кандидату на все должности. Где-то в середине списка она прочла:

— Теперь результаты выборов шерифа. — Несколько тысяч человек затаили дыхание. — Маккей Дон Коули — восемьдесят четыре. Трайс Макнэт — двадцать один. Ти-Ар Мередит — шестьдесят два и Фрек Освальд — одиннадцать. — С дальнего конца лужайки, где собрались сторонники Коули, послышались громкие радостные крики.

— В Карауэе у Коули всегда надежная позиция, — сказал Бэгги, — но все равно он проиграл.

— Проиграл? — переспросил я. Оглашены результаты лишь по первому из двадцати восьми избирательных участков, а Бэгги уже предсказывал победителей.

— Ага. То, что Ти-Ар собрал так много в районе, где у него нет никакой поддержки, показывает, что люди по горло сыты Маккеем Доном. Подожди, вот увидишь, когда вскроют клэнтонские урны.

Постепенно стекались отчеты из мест, о которых я никогда в жизни не слышал: Плезант-Хилл, Шейди-Гроув, Клиби, Три-Корнерз, Кловер-Хилл, Грин-Элли, Поссум-Ридж, Мэсси-Милл, Калико-Ридж... Вуди Гейтс и «Кантри бойз», которые всегда были тут как тут, заполняли паузы музыкой.

Пэджиты голосовали на крохотном участке под названием Дэнсинг-Крик. Когда секретарша огласила итоги голосования на этом участке и оказалось, что Коули получил тридцать один голос, а все остальные, вместе взятые, — восемь, из толпы послышались свист и шиканье. Настала очередь Восточного, самого крупного участка Клэнтона, в котором голосовал и я. Коули получил двести восемьдесят пять голосов, Трайс — сорок семь. А когда сообщили, что за Мередита проголосовало в общей сложности шестьсот сорок четыре избирателя, площадь взорвалась.

Бэгги потащил меня в гущу толпы, и мы включились в общее торжество. Коули катился вниз так, что второго тура, судя по всему, не предвиделось.

По мере того как проигравшие смирялись с судьбой, их сторонники собирали вещички и расходились по домам. К одиннадцати часам толпа заметно поредела. После полуночи, покинув редакцию, я совершил обход площади, впитывая звуки и зрительные образы этой удивительной для меня традиции.

Я гордился городом. После чудовищного убийства и обескуражившего всех вердикта, вынесенного убийце, мы сплотились, нанесли ответный удар и во всеуслышание заявили, что не потерпим коррупции. Решительно проголосовав против Коули, мы одержали победу над Пэджитами. Второй раз за сто лет наш шериф не будет их прихвостнем.

Ти-Ар Мередит получил шестьдесят один процент голосов, огромный перевес. Тео — восемьдесят два процента, старая артиллерия осечек не дает. Мы напечатали восемь тысяч экземпляров своего спецвыпуска и продали их все до одного. Я стал верным сторонником ежегодных выборов. Вот она, демократия во всей своей силе.

В 1971 году, за неделю до Дня благодарения, Клэнтон потрясла новость: один из его сынов пал во Вьетнаме. Пит Муни, девятнадцатилетний старший сержант, нарвался на засаду неподалеку от города Хюэ в центральной части страны. Несколько часов спустя было найдено его тело.

Я с семейством Муни знаком не был, а Маргарет, разумеется, была. Она позвонила мне, сообщила новость и попросила несколько дней отпуска. Их семьи много лет жили на одной улице. Ее сын и Пит дружили с детства.

Порывшись в архиве, я нашел в одной из газет за 1966 год рассказ о Марвине Ли Уокере, чернокожем парне. Он оказался первой в округе жертвой Вьетнама. Это случилось до того, как мистер Коудл заинтересовался подобного рода вещами, поэтому освещение события в «Таймс» было позорно скудным. Разумеется, на первой полосе — вообще ничего. На третьей — всего сотня слов, без фотографии. В те времена в Клэнтоне понятия не имели, где вообще этот Вьетнам находится.

Значит, молодой человек, который не имел возможности ходить в хорошую школу, вероятно, не мог голосовать и наверняка не смел пить из фонтанчика перед зданием суда, был убит в стране, которую мало кто в его родном городе мог бы даже найти на карте. Тем не менее его смерть считалась почетной и правильной. С коммунистами следовало сражаться, где бы ты их ни нашел.

Маргарет терпеливо пересказала мне все, не упуская детали, необходимые для очерка. Пит окончил школу в Клэнтоне в 1970 году. Успешно играл за школьную команду в футбол и бейсбол, неизменно в течение трех лет участвуя в самых ответственных соревнованиях. Он был отличником, планировал поработать пару лет, скопить денег и поступить в колледж. Но ему не повезло: в списке призывников его фамилия оказалась среди первых, и в декабре 1970-го он получил повестку. По словам Маргарет (этого я, конечно, писать не собирался), он очень не хотел проходить курс боевой подготовки, и они с отцом несколько недель отчаянно спорили насчет войны. Мальчик намеревался уехать в Канаду, чтобы избежать призыва. Но отец панически боялся того, что его сына сочтут лицом, уклоняющимся от службы. Тогда их имя будет обесчещено и все такое прочее. Он назвал сына трусом. Сам мистер Муни служил в Корее и на дух не переносил никаких антивоенных движений. Миссис Муни пыталась их примирить, в душе она очень не хотела отправлять сына на столь непопулярную войну. В конце концов Пит сдался, и вот теперь его привезли домой в цинковом гробу.

Отпевание происходило в Первой баптистской церкви, активными прихожанами которой Муни были издавна и в которой Пита крестили в возрасте одиннадцати лет. Это было большим утешением для семьи и друзей. Теперь Бог призвал мальчика, хотя он и был еще слишком молод, к себе.

Я сидел рядом с Маргарет и ее мужем. Это было первое и последнее в моей жизни отпевание девятнадцатилетнего солдата. Сосредоточившись на созерцании гроба, я старался не слышать всхлипов, а порой и рыданий, раздававшихся вокруг. Школьный тренер Пита произнес хвалебную надгробную речь, которая осушила слезы всех присутствующих, в том числе и мои.

Я едва видел согбенную спину мистера Муни, сидевшего впереди. Какую невыразимую муку испытывал этот человек!..

Час спустя все вышли из церкви и направились на кладбище, где после проведенной по полной форме пышной военной церемонии Пит обрел свое последнее пристанище. Когда горнист выводил сигнал «Вечерняя зоря», обычно исполняемый при погребении, раздался душераздирающий крик матери Пита, заставивший меня содрогнуться. Женщина бросилась на гроб, и, чтобы опустить его в землю, пришлось буквально отрывать ее. Отец Пита потерял сознание, вокруг него суетились священники.