– Но моя мать?

– Джулиан Мадригал никогда не использовала свою силу. У нее было такое искушение, когда твой отец ушел к другой женщине, но она не воспользовалась ею. Она позволила ему уйти. Она решила защитить тебя, ничего не рассказывая о твоем наследии. Она считала, что, если будет держать свои знания в тайне, мальтийская звезда станет просто украшением. Но этого не случилось. И никогда не случится.

К горлу Аликс подступила тошнота.

– Я не верю вам, – прошептала она. – Я не пользовалась никакой силой.

– Не имеет значения, веришь ты мне или нет. Главное то, что ты своей силой воспользовалась. Дело сделано. Теперь ты наша. Теперь ты моя.

– Кто вы такие? – гневно спросила Аликс, вскакивая со стула.

– Я кардинал Конти.

Аликс напряглась, вспоминая это имя.

– Но ведь вы умерли, – потрясение произнесла она. – Вас убил Бельден Арнонкур двадцать лет назад.

– Не Бельден, – поправил ее Конти, медленно вставая, но все еще держась в тени, – а его брат Гай. Ему казалось, что таким образом он превзойдет своего знаменитого брата. Он отправил меня на костер, а потом женился на моей родственнице Кьяре Конти.

– Матери Северина?

– Моей дочери. – Последовал хриплый смешок. – Они думают, что покончили со мной. Но, как видишь, я все еще жив.

За месяцы их короткого брака Аликс так привыкла разговаривать с Северином, что теперь она страдала от невозможности поделиться с ним впечатлениями. Она не могла ему рассказать об этом. Она даже не могла рассказать ему об их ребенке. Особенно сейчас, когда будущее не сулило ей ничего хорошего.

«Ты наша, – так сказал он. – Не его. Раз ты воспользовалась своей силой, то обратного пути для тебя уже нет. Многие годы я терпеливо ждал, когда ты будешь моей, и теперь не откажусь от этой победы. Никто больше не отнимет у меня Магдалену. Я этого не позволю».

Она была бесконечно одинокой даже тогда, когда ее муж спешил к ней через двор палаццо Массимо. Слова застряли у нее в горле. В этом уютном и светлом палаццо она была еще более одинокой, чем в огромном изысканном замке Мерсье.

Северин ворвался в покои и поднял свою, жену на руки.

– Генрих высадился на берег! – задыхаясь, сообщил он. – Он приплыл из Саутгемптона и уже захватил крепость Харфлер.

Аликс почувствовала облегчение оттого, что Северину было не до ее новостей.

Возбужденный от переполнявших его эмоций, он не обратил внимания на молчание жены:

– В Бари я набрал для армии мужчин и раздобыл денег. Не так много, как мне бы хотелось, но вполне достаточно. Через несколько дней мы уедем в Бургундию. Я с удовольствием снова провезу тебя по городу и горам Савойи. Здесь становится опасно. Говорят, что скоро опять разразится чума. Боже, я совсем забыл!

Кликнув пажа, он приказал ему принести седельную сумку.

– Я привез тебе это, – проговорил он, осторожно вынимая из сумки пакет. – Не мог дождаться, когда смогу показать тебе его.

«Это» было старинным манускриптом, ломким и прекрасным, и Северин с большой осторожностью положил его на стол.

– Это научный труд о соколиной охоте под названием «De Arte Veriandi». Двести лет назад император Фридрих Второй, который правил тогда в Бари, написал к нему предисловие. Как только я его увидел, я понял, что должен его купить. Когда война закончится и я опять встречусь с сэром Арнонкуром, мы будем вместе читать его. Ну разве это не чудесно? Именно птицы свели нас с тобой. Если бы мой солдат не сбил твоего почтового голубя, у нас никогда бы не было уроков чтения, а именно они положили начало всему.

Аликс слушала мужа, и его возбуждение передалось ей. У нее на глазах появились слезы, когда он застенчиво протянул ей отрез голубой парчи и пару мягких зеленых перчаток. Северин начинал жизнь бедным рыцарем, и она знала, как он дорожит каждой копейкой. К тому же ему пришлось отложить все дела, чтобы купить ей эти подарки.

– Когда все закончится, мы уедем в Бельведер, – пообещал он, сидя в ванне, в то время как Аликс намыливала ему спину душистым мылом. – Я знаю, как тебе хочется побывать в замке, в твоем родном доме. Обещаю, как только Генрих одержит победу, а я выполню свой долг перед отцом; я отвезу тебя туда.

Аликс кивнула, понимая, что он ждет этого от нее; она улыбалась, потому что именно этого он хотел. Но в своем сердце она все еще была с Арканджело Конти. Она все еще продолжала слышать его слова о том, что она ведьма и Магдалена. И слова о том, что «выбор есть всегда».

Но есть ли у нее выбор? Правда ли, что она воспользовалась своей силой, чтобы Северин выиграл поединок? Об этом она может спросить его самого, но не смеет. Потому что тогда ей придется рассказать ему всё: о его отце, об убийстве кардинала Конти. Более того, ей придется рассказать ему, что его жена ведьма – не колдунья, а самая настоящая ведьма.

И внезапно она поняла, что она и есть ведьма. Стоит только вспомнить ее ненависть к Иврену. Может ли женщина – обычная женщина – так ненавидеть невинного ребенка?

И она снова почувствовала, закутывая мужа в простыню и обнимая его, что никогда, никогда не была столь одинокой и отстраненной от всех, как сейчас.

Что-то произошло, и Северин чувствовал это. Он это почувствовал через поцелуй, которым наградила его Аликс. Она как будто говорила: ты можешь распоряжаться моим телом, но не моей душой. Она была сейчас такой же, как в первые дни их брака. Но затем, начиная с их ссоры по поводу вещей, которые она стиралась увезти из Мерсье, и особенно после того, как она танцевала тарантеллу, она изменилась. Она снова стала той девушкой, которую он однажды мельком увидел в Париже.

Сейчас она стала другой. Она стала скрытной.

Он знал это так же точно, как знал свое имя и свое дело. Что-то случилось за то время, пока он был в Бари, но она не рассказала ему об этом. И ему не удалось вызвать ее на откровенность, хотя он пытался это сделать, задавая ей простые вопросы, например, с кем она виделась и что делала, пока его не было.

Аликс никого не видела. Она никуда не ходила.

– Но Урбано говорил мне, что лорд Висконти собирался остановиться в палаццо. Разве ты не видела его? Ты всегда ужинала одна?

Она заверила его, что действительно каждый вечер ужинала одна в своей комнате, так как леди Барбара уехала с детьми на море.

Странно.

Северин решил не настаивать. Хорошо уже то, что она сидела в палаццо, а не бродила одна по шумным улицам Рима. К тому же к обычным для лета болезням и разбойникам на каждом углу добавились еще и опасности войны. На этот раз вся эта каша была заварена Францией, но, как это часто случалось и в прошлом, одной искры оказалось достаточно, чтобы пламя войны охватило и Рим.