На нескольких трупах прелат увидел одежду из кожи и меха, а не из ткани. Значит, горожане сопротивлялись. И что это изменило?

Даже в мертвом городе, разрушенном и разграбленном, наверняка можно отыскать еду и деньги. Но Ршава проехал через Ликанд без остановок. Хаморы взяли все, что лежало на виду и уцелело от огня. А он не собирался задерживаться ни здесь, ни где-либо еще. В нем горело страстное желание добраться до цивилизации. Если кто-нибудь и выслушает его доводы, то это станут коллеги-богословы.

И Кубацу следовало бы к нему прислушаться, тогда маг не разгневал бы прелата. Что ж, Кубац заплатил за свою глупость. И любой, кто откажется прислушаться к истине, тоже заплатит. Никто из видессиан любой теологической принадлежности не стал бы думать иначе. Но другие — все другие — ошибаются. Ршава был в этом уверен. Настолько уверен, что был готов поставить на это свою жизнь. И даже больше чем жизнь — свою душу.

Южные ворота Ликанда тоже стояли распахнутыми. Ршава выехал через них и задумался над тем, что останется от империи Видесс здесь, в северных провинциях, когда закончатся все сражения. Ликанд уже превратился в руины, Скопенцана разграблена, а потом уничтожена землетрясением. А сколько еще городов сгорело, сколько крестьян сбежало со своих земель или было убито! Сможет ли империя возродиться в этих краях?

Ршава снова пожал плечами. Какая теперь разница? Видесс сотни лет прожил во лжи. Если империя в этих краях умерла, то, возможно, варвары всё здесь обустроят лучше, чем было прежде? Почему бы и нет? Несмотря на всю их жестокость и грубость, они хоть немного, но представляют, кому принадлежит истинная власть в мире.

Прелат рассмеялся.

— Может быть, мне лучше проповедовать им, а не слепым идиотам в синих рясах, — сказал он, но затем покачал головой. В конце концов, он видессианин. И его народ заслуживает того, чтобы первым взглянуть на то, что он открыл. Если же они отвернутся от этого… Но они не отвернутся. Не должны. — Я их прокляну, если они отвернутся, — пробормотал Ршава. — И буду сражаться с ними вечно.

* * *

Над Подандом тоже поднимался дым, но совсем иного рода: дым от очагов и кухонных печей, кузниц, факелов и ламп. Ликанд был мертв, убит. Поданд все еще жил. И, судя по всему, даже процветал.

— Кто идет? — окликнул Ршаву ополченец с городской стены, когда прелат подъехал к северным воротам.

Ршава назвался, сказал, что едет из Скопенцаны и откинул капюшон, показывая, что его макушка была выбрита. В последнее время у него не было возможности побрить ее. Но это его почти не волновало, хотя он и здесь нарушил правила.

— Проезжайте, святой отец. Добро пожаловать во имя владыки благого и премудрого, — поприветствовал его ополченец и гаркнул товарищам у ворот: — Открывайте, ленивые засранцы! Этот парень безопасен, как монастырь.

Ополченцы у ворот что-то крикнули в ответ. Стена приглушила их голоса, но вряд ли это оказались комплименты. Часовой на стене лишь рассмеялся.

Проехав ворота, Ршава спросил:

— Хаморы вас здесь тревожили?

— Они пытались ворваться, святой отец. Пытались, но мы их отогнали. Это им. — Ополченец плюнул на землю, как будто отвергая Скотоса.

— Рад за вас, — выдавил Ршава. Машинальный поступок ополченца напомнил прелату, как трудно может оказаться переубедить видессиан.

Впрочем, это не сегодняшняя забота. Сейчас ему нужно место для ночлега. Ршава решил отыскать гостиницу или таверну, но не храм. Ему требовалось поговорить с образованными и толковыми церковниками, а не с каким-нибудь мужланом-священником из захолустья.

Гостиницу он нашел без особого труда. Когда мальчик-конюх увел его лошадей, прелат прошел в буфет поужинать, выпить вина и договориться о комнате для ночлега. Он даже не подумал о том, чтобы заманить к себе в постель служанку. Не важно, какой бог правит миром и какого поведения этот бог хочет и ожидает от людей, — человек может просто устать.

Но едва Ршава успел заказать у буфетчика за стойкой чашу красного вина, хлеба и сыра, как его окликнул приветливый голос:

— Да благословит тебя благой бог, друг мой. Мы ведь коллеги, если я не ошибаюсь?

Ршава повернул голову. Он даже не заметил полноватого священника, пока тот не заговорил. Если это не доказывало, насколько он устал… Прелат заставил себя кивнуть:

— Именно так.

— Рад познакомиться. Меня зовут Трифон. Кто ты, святой отец, и откуда?

Не успел Ршава ответить, как буфетчик подал ему заказанное. Это позволило Ршаве совершить ритуал, в который он больше не верил, прежде чем ответить:

— Мое имя Ршава. И мне настолько повезло, что я спасся из Скопенцаны.

— Неужели? — Брови Трифона поднялись. — Клянусь святым именем Фоса, — он произнес имя бога как «Фаоса», доказав, что он и есть мужлан из захолустья, — ты воистину счастливчик. Насколько я слыхал, оттуда не многим удалось спастись.

— Да. Увы, но это так, — согласился Ршава. Он сделал паузу, чтобы заняться хлебом и сыром. Пока он ел, Трифон ждал продолжения, и Ршава почувствовал, что ему следует добавить: — Боюсь, что после хаморов и землетрясения Скопенцана уже никогда не станет прежней.

— Жаль. Очень жаль. — Трифон жадно глотнул из чаши. Судя по его красным щекам и еще более красному носу, с вином он водил тесное знакомство — пожалуй, даже слишком тесное… — У нас здесь тоже было землетрясение, — продолжал Трифон. — Вещи падали с полок, некоторые стены треснули. На севере было хуже?

— Можно и так сказать. Да, можно и так. — Ршава лишь немного отпил из своей чаши. Буфетчик подал ему такое вино, что разница между большим и маленьким глотком была невелика. Уже ничто не сделает эту кислятину слаще.

— Ужасно. И вообще, все, что произошло за последнее время, просто ужасно. — Трифон снова глотнул вина. — Моя чаша опустела. И это тоже ужасно, клянусь Фаосом! — Он поставил чашу на стойку. Буфетчик погрузил черпак в кувшин с вином и наполнил ее заново. Сплюнув для отрицания Скотоса и воздев руки к небесам, Трифон опять прильнул к чаше. — Начинаешь задумываться, что все это значит…

— Что ж, не могу не согласиться, — пробормотал Ршава, желая только одного — чтобы Трифон заткнулся и ушел. Тот, разумеется, и не думал уходить. Навязчивым людям никогда не придет в голову, что они навязчивы.

— Думаю, я знаю, что за всем этим стоит, — заявил Трифон.

Ршава понял, что на его слова следует обратить внимание.

— Так скажи, — предложил он, гадая, уж не наткнулся ли случайно этот мужлан на ту же истину, что и он сам.

— Нисколько не против, — ответил Трифон. — Всегда люблю потолковать с коллегой, коли подворачивается возможность. А ты?

— Когда подворачивается возможность, — подтвердил Ршава, сомневаясь, что эта возможность окажется подходящей.

Трифон подался к нему: