убит! – попытался выкрикнуть Адам, но, как бывает в кошмарном сне, не смог произнести ни звука. – Тебя-то я, во всяком случае, прикончил. Теперь, стало быть, мой черед?..»

Почувствовав, что кто-то наблюдает за ним, он быстро обернулся.

На улице, затемняя дальний вход в лавку, высокий незнакомец, слегка нагнувшись, рассматривал что-то стоящее на тротуаре.

Адам пригляделся. Из полутьмы комнаты он хорошо видел в вечернем свете очертания высокого человека. Но незнакомец ли это? Добротный фланелевый костюм, монокль, соломенная шляпа, какие носят выпускники Оксфорда…

Адам посмотрел на лежащее на полу тело. Это не лавочник! Его как будто ударило электрическим током. Мертвец был в добротном фланелевом костюме и соломенной шляпе.

С громким воплем Адам ринулся к выходу. Он опрометью пересек узкую длинную комнату, направляясь к высокому человеку на улице. А тот быстро и бесшумно заскользил навстречу, словно был его зеркальным отражением. Вот он все ближе и ближе, ужасно кого-то напоминающий, почти знакомый…

Адам не пытался его остановить; странно, но он чувствовал, что не хочет, не должен этого делать. Нужно принять его как судьбу, свою собственную судьбу, он не может избежать этой встречи, более того, он рад ей.

А потому Адам не только не замедлил шаг, но даже ускорил его, пока расстояние между ними не уменьшилось до одного фута. Он испытывал страх, и в то же время в нем возрождалось мужество. Они встретились, они прошли друг сквозь друга, и в этот короткий миг Адам успел узнать… самого себя… И вот уже он стоит на тротуаре, глядя в зеркало на высоком треножнике, а около него, потирая руки, суетится маленький, худощавый, согбенный старичок в ермолке. Очевидно, лавочник, обхаживающий потенциального покупателя.

– Чудесная вещь! – хриплым голосом расхваливал лавочник свой товар. У него были острые, как буравчики, глаза. – Настоящее произведение искусства, мой господин! – Старик указал на зеркало. – Мы получили его из Китая, лет тридцать назад.

Волна удивительного, восхитительного чувства захлестнула сердце Адама, когда он нагнулся, чтобы еще раз увидеть иероглифическую надпись на деревянной раме. Он провел по ней пальцем, затем вопросительно поднял взгляд.

– «Человеку, – перевел скрипучий голос, – дано десять тысяч путей, но каждый должен выбрать свой собственный».

И лавочник стал рассказывать, как много лет назад некий джентльмен любезно расшифровал ему эту надпись, однако молодой человек уже не слушал его. Он изумленно смотрел на раму.

– Она… пуста! – громко воскликнул Адам. – В ней нет зеркала!

И его сердце снова погрузилось в пучину бесподобного чувства.

– Зеркало разбилось, – объяснил скрипучий голос. – Но можно вставить другое, мой господин. Это дивная старинная вещь. – И он упомянул ту же пустячную цену, всего несколько шиллингов.

Молодой мистер Адам купил раму и отнес ее домой. Через некоторое время он поступил клерком в страховую контору своего двоюродного брата; а однажды вечером описал события, произошедшие с ним в Стране Зеленого Имбиря. Позднее он стал писать регулярно и длиннее. У него открылся особый дар – с потрясающей силой воображения описывать вымышленные приключения… И открылся этот дар благодаря потрясению, которое он тогда испытал.

Наутро пожилой мистер Адам продиктовал секретарше несколько банальных абзацев, отвечая на вопрос «Как я начал писать?»: «Двадцати лет от роду я поступил клерком в страховую контору своего двоюродного брата»… – и дальше в том же духе. Текст был невыразимо скучен.

– Пошлите мой ответ издателю, – сказал он секретарше, – с припиской: «Надеюсь, это именно то, что вам требуется. В противном случае можете выбросить».

И пока он додиктовывал последние строки, взгляд его блуждал между длинной полкой, где корешок к корешку стояли двадцать приключенческих романов, и высокой рамой на треножнике – пустой, без зеркала. Но пожилой мистер Адам знал, что зеркала там никогда не было и не будет.

Вход и выход

Перевод Е. Пучковой

У окна загородного особняка стояли трое: старый физик, девушка и ее жених – молодой англиканский священник. Шторы еще не были задернуты. На фоне бледного вечернего февральского неба четкой графикой темнел сосновый бор. Свежевыпавший снег покрывал пушистым ковром лужайку и холм. Ярко светила большая луна.

– Да, именно там, в тенистой роще, – задумчиво сказал физик, – точно в такой же день, тринадцатого февраля, пятьдесят лет назад исчез человек. Исчез загадочным, невероятным образом, в одно мгновение оказавшись в сфере невидимого, будто какая-то неведомая сила перенесла его в другое место. Не правда ли, этот лес навевает мысли о сверхъестественном?

Его слова вызвали смех, прозвучавший диссонансом странному вдохновению самой речи.

– Пожалуйста, расскажите, – прошептала охваченная любопытством девушка. – Мы умеем хранить тайны.

Однако в вопросительном взгляде, который она бросила на своего жениха, как бы ища защиты, чувствовалась смутная тревога. Выражение лица англиканского священника было серьезным и необычайно увлеченным. Он внимательно слушал.

– Как будто в природе, – продолжал физик, – таятся тут и там некие вакуумы, дыры в пространстве, находящиеся под углом к трем известным нам измерениям. – Его ум всегда был склонен к подобному теоретизированию, временами даже чрезмерно. Казалось, он разговаривает сам с собой. – Это «высшее пространство», проникнув в которое человек может незаметно исчезнуть, это «новое измерение», как назвали бы его Бойл, Гаусс, Хинтон и другие ученые мужи, вы, с вашим уклоном в мистику, – заметил он, посмотрев на молодого священника, – сочли бы духовным изменением в состоянии, переходом в область, где не существуют пространство и время и где возможны любые измерения, поскольку все они едины.

– Ну пожалуйста, расскажите, – снова стала умолять девушка, не понимавшая этих мудреных рассуждений. – Хотя я сомневаюсь, что Артуру следует слушать вашу историю. Он слишком сильно интересуется подобными темными материями! – Неуверенно улыбаясь, она прильнула к жениху, словно пытаясь своим телом оградить его душу.

– Хорошо, я расскажу вам, что помню о том сверхъестественном случае, – согласился физик. – Но только вкратце, ведь мне тогда было всего десять лет. Тот вечер очень напоминал сегодняшний – такой же холодный и прозрачный, и снег также искрился в лунном свете. Люди и раньше говорили отцу, что слышали в роще непонятный звук – то ли плач, то ли стенания. Отец не придавал этому значения, пока тот же звук не напугал мою сестру. Тогда он послал конюха посмотреть, в чем дело. Хотя ночь была светлая, конюх взял с собой фонарь. Мы наблюдали за ним отсюда, из этого самого окна. Вскоре его фигура затерялась среди деревьев, а желтый свет перестал дрожать и раскачиваться, как если бы фонарь поставили на землю. Никакого движения. Мы ждали полчаса, потом отец, заинтригованный и взволнованный – таким его образ запечатлелся