до мякоти, не останавливаясь на скорлупе». Потому что, когда мы упиваемся внешней красотой или просто слишком много внимания обращаем на красоту слова, мы забываем о его сути.

Хочу поделиться своими сомнениями. Ведь христианская религия не две тысячи лет назад возникла. Ведь и Сам Иисус Христос говорит: «Прежде чем был Авраам, Я есмь». Иисус Христос был всегда…

Что можно сказать по поводу вашего весьма серьезного замечания? Действительно (и об этом говорит в своем шеститомнике по истории религии отец Александр Мень), во всех древних религиях без исключения присутствует реальное чувство Бога. Люди, испытывая реальное чувство Бога, Который присутствует в нашей жизни, пытались облечь его в слова. И таким образом рождались разные древние религии. Но там к живому религиозному опыту этих людей постоянно примешивалась их фантазия. И поэтому задача сегодняшнего историка религии – увидеть, где в древней религии живой религиозный опыт, живое чувство Бога Творца, находящегося среди нас, в нашей жизни, в нашем мире, а где – фантазирование человека, его поэтическое чувство и работа этого поэтического чувства.

В каждой религии есть здоровое зерно, но это здоровое зерно обрастает поэтическим вымыслом тех талантливых людей древности, которые создавали мифы, создавали древние религиозные книги. Но, конечно, за этими вымыслами, за всей этой мифологией действительно стоит живое чувство Бога, того самого Бога, которому мы поклоняемся, того самого Бога, Которому призывает нас поклоняться Книга Второзакония: «Слушай, Израиль! Господь Бог твой Господь един есть. И возлюби же Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем помышлением твоим» (ср. Втор 6: 4–5). Вот этого самого Бога чувствовал не только народ Божий в Палестине, не только мы, христиане, Его присутствие в нашей жизни чувствуем, но, конечно, Его каждый живой человек чувствует. Потому что все мы – от Адама, все мы Богом призваны к жизни. Но, чувствуя Его присутствие в жизни, если мы не получили истину в откровении, если мы не христиане, не иудеи и не мусульмане (потому что можно сказать, что Коран – это тоже переложенная Библия), то тогда мы дополняем наше чувство Бога всякими фантазиями и сочиняем мифы древних греков, или Веды, или Махабхарату, или какие-то еще другие бесчисленные религиозные книги народов древности.

Вы так хорошо говорили об Иосифе Бродском. Хотелось бы знать ваше мнение о творчестве Пастернака.

Мне кажется, что, конечно, нужно говорить о творчестве такого глубокого мыслителя и внимательного читателя Евангелия, каким был Борис Леонидович. У меня есть потрясающие письма Бориса Леонидовича, опубликованные в собрании его сочинений, с очень глубокими мыслями о Евангелии. И в «Докторе Живаго» есть потрясающие совершенно мысли на тему о Боге и о присутствии Христовом в нашей жизни. И в поэзии то же самое. Конечно, Пастернак был очень большим религиозным мыслителем. Но есть еще один момент в творчестве Пастернака, очень важный, о котором я бы хотел сказать сегодня. Пастернак был необычайно искренним человеком. И вот эта его искренность, его правдивость – тоже такое качество, о котором невозможно не говорить, о котором невозможно не думать. Потому что далеко не всегда поэт бывает искренним. И в литературе XX века много примеров таких неискренних поэтов, конъюнктурной поэзии, начиная от Брюсова и кончая многими нашими недавними современниками. Такой неискренности в поэзии было очень много примеров. Радостно, что жил среди нас, жил в советские времена такой пронзительно искренний поэт, каким был Борис Леонидович.

Согласитесь, что если перевод Евангелия корявый, то это тоже может отвлекать от смысла.

Но в Евангелии не перевод корявый – там оригинал корявый. Сам Господь, когда оставил нам Евангелие на греческом языке, так вдохновил евангелистов, что они написали его корявым языком. Ведь именно в том заключается заслуга владыки Кассиана, что он сумел передать корявость евангельского языка средствами русского языка. Хотя, конечно, не каждый перевод должен быть корявым. Я горячо приветствую новый перевод Евангелия, сделанный на хороший, легко читаемый современный русский язык, как, например, перевод Валентины Николаевны Кузнецовой. Потому что для первого чтения Евангелия перевод владыки Кассиана, конечно, не годится. На нем человек сломается, потому что он слишком сложен. Но своей сложностью он максимально близок к греческому оригиналу. Вот в чем заключается его несомненная заслуга.

Иногда во время исповеди оправдываешь себя, потому что не уверен, что это грех. Как быть в такой ситуации?

Конечно, это надо понять для себя: грех это или не грех. Понять или на исповеди, или путем чтения молитвы, или через чтение духовной литературы. В конце концов, можно написать нам письмо или позвонить в студию. Есть разные пути. Можно на исповеди спросить, грех это или не грех. Потому что мы иногда причисляем к числу грехов то, что на самом деле грехом не является. Так, например, есть такая распространенная точка зрения (и я понимаю, что сейчас на меня посыплется град камней и обвинений), что курение-де грех. На самом деле, как говорит владыка Кассиан в своей книге «Евхаристия», курение – это не грех, а слабость. Но такая слабость может при известных условиях стать источником греха. Любая наша слабость, если хотите, распахивает ворота для греха, и грех может войти. Значит, сам по себе этот момент нашей жизни еще грехом не является. И вот это может быть чем-то таким, что облегчает греху вхождение в жизнь человека.

Ну, а для нас очень часто оказывается грехом абсолютно всё. Мы такие, знаете, выдумщики, что готовы наговорить очень многое и себя обвинить, что называется, в семи смертных грехах, которых мы никогда не совершали, забывая о наших с вами главных грехах. А наши с вами главные грехи заключаются в нашем эгоизме и эгоцентризме. Мы всё время думаем о себе и мало думаем о других. Мы обижаем других, оскорбляем других, обижаемся на других, не прощаем других людей. И вообще, мы имеем в центре всего нашего мироздания свое «я» и смотрим на себя как в подзорную трубу, а на людей, которые нас окружают, – как в перевернутый бинокль. Вот это очень страшно. Повторяю, главный наш грех – это болезнь эгоцентризма, всё остальное уже не так страшно.

Что имеет в виду апостол Павел, когда говорит о даре пророчества?

Если вы думаете, что за оставшиеся две минуты я могу объяснить такой сложный вопрос, то вы очень высокого обо мне мнения. Дара такого предельного лаконизма у меня нет, к сожалению. Вопрос действительно очень важный. Потому что иногда нам с вами кажется, что