— С первого клас-с-са.

— Ничего не скажешь, прелестный дружок у тебя.

— К-какой ес-с-ть.

— Осторожнее, сейчас ведь наткнешься! — Катя вскочила — уж очень подозрительно начал Мамонтов клониться вперед.

— Порядок. Ништяк.

— Зачем ты все-таки это делаешь?

— Мус-с-скулатуру тренирую. Пресс.

— А без ножа нельзя?

— Весь кайф пропадет, — Мамонтов пыхтел как паровоз.

— Буркин дуэль признал, — деловито сообщила Катя. — Косвенно, с увертками, но признал. Ему по пистолету вопросы были заданы. По пушке вашей переделанной. Знаешь, а он у тебя простодушный. У него все на лице написано. Тебя он нам словами не назвал — это ты будь спокоен, а то снова потащишь его в рощу стреляться. Но врать он совершенно не способен с такой физией. Читаешь ответы как по книге. Я у него спрашиваю: Олег, ты у кого пистолет взял? Это ведь Мамонтова Васи штучки, так ведь? А он…

Мамонтов пружинисто оттолкнулся руками, сделал сальто-мортале и предстал перед Катей, как все нормальные люди, — кверху головой. Он тяжело дышал.

— Это ведь твои штучки? — тихо повторила Катя. — Или не твои? Это ведь из мастерской Долидзе вещи вышли? Он сам переделывал газовые пистолеты для вас с Буркиным? Ты только, ради бога, не ври, а то я в тебе разочаруюсь, Мамонтов. А это будет жаль. Это будет скучно. Мне ведь учитель твой дражайший Варлам Автандилович все рассказал. Не про пистолеты, нет. Про дуэль. Что она из-за Светланы Петровны Авдюковой была, с которой ты познакомился в его доме и убийство мужа которой мы так активно и так успешно расследуем. Долидзе сказал мне, что, мол, произошло все, потому что дружок твой Буркин по простоте сморозил пошлую гадость на ваш счет. А ты счел это оскорблением дамы. И к барьеру, к барьеру сразу. Между прочим, не многие бы так поступили сейчас. Девятьсот девяносто девять из тысячи просто забили бы на все это спокойно и пошли пиво пить. И только один Вася Мамонтов прореагировал как рыцарь. Это ведь сейчас вид такой вымирающий — рыцари, что-то вроде бронтозавров… Поэтому ты не ври мне, Мамонтов. Не отвечай враньем на мои вопросы, а то я подумаю, что тогда на дуэли рыцаря-то никакого не было. А был просто Вася-дурак. Идиот отмороженный.

Мамонтов молчал.

— А быстро можно переделать газовый на базе «Макарова», чтоб стрелял патронами девятого калибра? — спросила Катя, помолчав.

— Смотря как работать, — Мамонтов сплюнул.

— У тебя-то… точно такой?

— Был такой же, как у Олега.

— Ты правда его потерял тогда, а не припрятал?

— Обыскивай, — Мамонтов сделал широкий жест.

— Не буду я тебя обыскивать. Кто ж рыцарей обыскивает?

— Ну, тогда слушай, что тебе говорят — ствол я потерял, когда… Ну, в общем, когда мы из этой долбаной рощи к тачке шли. Ямы там, все заболочено. Там и днем ни хрена не найдешь, не то что впотьмах.

— Ты знал такого Игоря Лосева? — спросила Катя. Мамонтов нахмурился, потом покачал головой нет.

— А мужа Светланы Петровны Владлена Ермолаевича ты знал?

— Нет. Я его в глаза не видал.

— А она хорошая — Светлана Петровна?

— Она…— Мамонтов снизу вверх (рост — коротышка, такая беда!) глянул на Катю. — Все равно ты этого не поймешь.

— Почему? Ты объясни.

— Она хорошая. Несчастливая она.

— Вообще-то она тебе в матери годится.

— Да, это точно, — Мамонтов кивнул. — Ну, е-кэлэмэнэ, сейчас спросишь — ты с ней спал?

— Не спрошу. Но ты все-таки мне объясни. Интересно.

— Я не знаю, как объяснить, — Мамонтов пожни плечами. — Учитель сказал: вот женщина, а вот клинок Материал один и тот же — закалка разная. И оба и вечность нацелены. Служения ждут. Служения, понимаешь? Ей плохо было, я ж по лицу видел. Сплошное паскудство на сердце. А мне, чтобы таким мастером стать, как Варлам, не только молотом по наковальне надо научиться дубасить. Мне еще кое-что узнать и понять надо. Я хотел помочь ей, прийти ей на помощь, понимаешь? Я ничего плохого, грязного не хотел. Дала б она мне — я бы взял. Я ж мужик. Но она мужу своему, Авдюкову, изменить не могла. Я ей его заменить не мог. Молодой еще, наверное, сынок, — Мамонтов усмехнулся.

— Ну и все. Мы тогда поговорили с ней, я от Варлама домой отвез. Опять мы разговаривали. — Муж ее тогда был еще жив. А вот после похорон зачем ты к Светлане Петровне приходил?

— Она мне позвонила. Сама, я не набивался. У них пес был. Здоровая такая зверюга. Он заболел, затосковал. Светлана Петровна попросила, чтобы я свез его к ветеринару — ну, усыпить чтоб. Сама она не в силах была. Должен был я ей помочь?

Катя смотрела на Мамонтова: правда — ложь?

— Ты точно Лосева не знаешь? — спросила она.

— Что еще за Лосев?

— Охранник из «Паруса». Его застрелили в тот день, когда ты навещал вдову. Кстати, застрелили, по всему видно, из переделанного газового «Макарова». Почти такого же, как ты… потерял.

Мамонтов скрестил руки на груди:

— А при чем этот Лосев из «Паруса» и Светлана Петровна? — спросил он.

— Хотела бы я разобраться, — вздохнула Катя. — Да не даете, темните.

— Ты что, Светлану Петровну в убийстве мужа подозреваешь? Она собаку вон не могла в лечебницу сдать, а ты…

— А ты, Василий, если бы она тебя очень, очень попросила — за деньги большие или так, в порядке служения даме, — ты бы не…

— Что я? — перебил Мамонтов.

— Дантес Печорин зарядил пистолет. Дантес Печорин вызвал весь свет. И вся милицейская конница, и вся фээсбэшная рать не может Дантеса поймать, — Катя покачала головой. — Ах, как же не хочется разочаровываться, Вася! Если бы ты только знал, как мне не хочется.

— Чудная ты пацанка, погляжу, — усмехнулся Мамонтов.

— Чудной ты, а не я. Буркин твой чудной. Чудик-юдик. Понимаешь, два убийства уже у нас — два: Авдюков — муж твоей дамы и Лосев — продажный алчный охранник, — Катя перечислила как считалку. — И обоих мне ни капли не жалко. Но убийство — это такая штука проклятая… Скажи мне по совести, все же кто занимается переделкой оружия? Ты или твой учитель Варлам Долидзе?

— Я. Ну я этим занимаюсь, — быстро, сипло ответил Мамонтов.

И по тому, как он это выпалил и как покраснел (совсем как друг его, враг его Буркин), Катя поняла, что вот сейчас он не сказал ей правды.

Странно, но ответ этот скорее пришелся, чем не пришелся Кате по душе, несмотря на всю эту его кривду-бабушку. И особого разочарования Катя не испытала, что тоже было отрадно.

— Болван ты, — повторила она беззлобно любимое словечко Марьяны. — Ох, какой же ты болван, Мамонт. А это что там у тебя за конструктор? — кивнула она в сторону железного монстра у входа.