Вообще жизнь городского пролетариата в Пайте была чудовищной. Елена думала, что видела нищету и убожество во всех возможных проявлениях, но это… Самые маленькие, оборванные и жалкие деревеньки, опутанные по рукам и ногам всякой барщиной и арендой, закабаленные на несколько поколений вперед, жили в целом привольнее и сытнее типичного работника королевской столицы. Заходить в бедные кварталы было попросту страшно, во всех смыслах, но в первую очередь морально. Глядя на десятилетних девочек, покрытых язвами от работы на производстве извести, на мальчишек с руками глубоких стариков без ногтей, Елена думала, что Пантократор поистине безжалостен к своим творениям.

А еще она думала, что «веселая мостовая», то есть район сосредоточения продажной любви, будет еще хуже, однако внезапно ошиблась. Тесные кривые улочки аккуратно подметались, отвратительные рожи настоящего криминала прятались в темных углах, не показываясь на свет божий (до заката, надо полагать). Если кто-то и резал кошели, то аккуратно, без грабежа средь бела дня, морды друг другу, разумеется, били, но лишь самые маргинальные личности. Дома, явно идентифицируемые как бордели, в основном имели симпатичные вывески, а некоторые - даже атрибуты культуры вроде плевательниц или уборных, чтобы клиенты не облегчались прямо на улице. Женщины, как и положено при такой профессии, а также уровне медицины, были (по большей части) грязны, страшны и вульгарны, как сущие ведьмы. Но это на взгляд человека XXI века. Переключая оптику на восприятие местного жителя (хоть и не без труда), Елена вынуждена была признать, что девицы, в общем, и ничего. Во всяком случае, здесь не встречалось ни откровенно больных, ни явно малолетних.

Несколько раз взгляд Елены выхватил из толпы узнаваемых персонажей. Неразговорчивые мужчины без шляп, с длинными волосами, чаще собранными в хвост, реже распущенными. Бедно или, по крайней мере, скромно одетые, но хорошо вооруженные, короткими мечами или наоборот, двуручными саблями. Явные бретеры, не из лучших, но вполне стоящие, очевидно их наняли для соблюдения порядков.

В общем, чувствовался хорошо продуманный коммерческий подход и жесткий контроль. Кто-то стремился (или вернее стремились), организовать все так, чтобы каждый горожанин мог безбоязненно зайти в эти кварталы и добровольно оставить максимум денег, обретя желание прийти снова. По крайней мере, днем. Елена подозревала, что после заката сюда имеет смысл заходить только в соответствии с трактатами Фигуэредо – держа на плече обнаженный клинок, оставив дома шляпу и плащ, а лучше в сопровождении вооруженного эскорта. Но до захода солнца было еще далеко.

Уличные девки (Елена даже про себя старалась избегать слова «шлюхи», полагая его тупым и несправедливым) тем временем устали, выдохлись, но продолжали выяснять отношения. Дрались они, на самом деле, интересно, не как типичная гопота с заточенными костями. В движениях чувствовалась некая упорядоченность, система, немного вычурная, идущая, похоже, скорее, от танца, нежели от фехтования. Маневрирование по кругу, прижатая к телу свободная рука, играющая роль щита на крайний случай, а также высоко поднятые клинки. Это напомнило красноглазую ведьму на корабле, у нее тоже прослеживалось что-то подобное – стойка не бойца, но скорее тореадора. Елена сморщилась от неприятного, болезненного воспоминания и решила спросить у Пантина, что бы это могло значить.

Еще она поняла, что противницы не намерены убивать друг друга. Видимо схватка носила ритуальный характер и долженствовала показать всем истинную свирепость и чОткость, но без серьезного кровопролития. Слишком уж широкие взмахи на всю амплитуду, грозные внешне и не слишком эффективные. Слегка изогнутые клинки навахообразных ножей яростно кромсали воздух, оставили несколько царапин на руках – обилие дешевых медных браслетов и бисерных «фенечек» играло роль наручей – однако не более того. Окончательно измотавшись, тетки покрыли друга совсем уж страшными оскорблениями, призвали чуму и шанкры на весь род от начала и до конца времен, а затем вполне мирно разошлись, провожаемые радостным улюлюканьем публики.

Интересно, а куда они прячут ножи, подумала Елена. Те хоть и складные, а клинок длиннее ладони. Она тоже зашагала дальше, углубилась в лабиринт, стараясь ориентироваться по крепостной стене, но довольно быстро поняла, что это занятие бесполезное, так можно бродить часами без всякой пользы. Несколько минут она постояла, борясь с желанием плюнуть на все и уйти, оставив эту хрень на потом. Завтра… послезавтра. Когда-нибудь, в общем. Но превозмогла зов душевной слабости, незаметно проверила, хорошо ли выходит клинок из ножен, не перетерлась ли тесемка на рукояти, повязанная еще Чертежником. И пошла вперед, туда, где заприметила группу явных проституток, выделявшихся из общей массы. Попутно расстегнула большую пуговицу, на которую застегивался плащ, так что плотная ткань лежала на плечах уже без фиксации, дерни рукой - тут же свалится.

«Девицами» их нельзя было назвать при всем желании. Скорее они напоминали волчиц или, ежели по местной традиции – гиен. Жесткие, битые жизнью со всех сторон тетки возрастом около тридцати лет плюс-минус, что по внешности, а также опыту соответствовало бы земному «крепко за сорок, чуть-чуть не хватает до полтинника». У каждой не хватало, по меньшей мере, пары зубов, одна щеголяла роскошной пиратской повязкой на глазу, у другой не имелось обеих ушей, и женщина подчеркивала это, зачесывая волосы назад. От внимательных взглядов Елене становилось неуютно.

- Добрый день, - вежливо поприветствовала лекарка, глядя «широким объективом», на всех сразу и ни на кого конкретно.

На нее продолжали смотреть, все также молча и внимательно, неприятно, будто прицениваясь к мясу в лавке, стоит ли оно свою цену? Елена, помня об уроках общения с якудзами Мильвесса, терпеливо ждала, понимая, что сейчас происходит оценка и выжидание – поставит она себя как однозначный проситель, которым следует помыкать на все деньги, или выше, как человек, достойный хотя бы предварительной беседы.

- Вроде мужик, - наконец процедила сквозь редкие зубы самая рослая. Все проститутки по давней традиции «маркировали» себя медными кольцами, показывая род занятий. И любопытно - церковники вроде бы ничего не имели против того, что священный символ Пантократора используется в столь низменных целях. У этой женщины кольцами было обшито платье, причем так обильно, что одежда напоминала кольчугу. Судя по разнообразию, то были трофеи, носимые напоказ.

- А вроде и нет, - продолжила мысль «кольчужница». – Страховидла какая. Диковинка.

- Наверно из тех, что привязывают хер деревянный, - предположила безухая. Она глянула прямо на Елену и добавила. – Здесь такое не делают. Тут баб и мужиков дерут по натуре. Без всяких извратов. Так что вали по здорову.

Одноглазая пожевала губами, втянула щеки и молча,