За полчаса мы собрали солидный пляжно-отдыхательный гардероб. Алексей умудрился прихватить с собой и несколько видеокамер в придачу.

— Одежда, это я понимаю, это нам нужно, чтобы роль сыграть, — звенящим от сдерживаемой благородной злости голосом произнес я, — но зачем заниматься мародерством?

— Ты о чем? — искренне удивился Алексей, — Об этом что ли? — он помахал видеокамерами.

— Именно об этом! Дорвался до халявы, руки не смог остановить? — прямо таки святой архангел Гавриил в моем лице вознес свою десницу над грешником.

— Все сказал? — без тени смущения поинтересовался Алексей. У меня сложилось впечатление, что моя отповедь для него была, что слону дробина — грубое, бессердечное животное.

— А этого мало? Может тебе еще кодекс строителя коммунизма зачитать?

— Дурак ты, Сеня! — добродушно усмехнулся Алексей, — Нужны мне эти причиндалы, как собаке пятое колесо. Ты как собираешься узнать, что здесь произошло, по радио или из утренних выпусков теленовостей? Так нет тут ни того ни другого, как мне кажется. И не скоро еще появится, судя по масштабам разрушений. К твоему сведению, на курортах люди практически непрерывно запечатлевают всяческие интересные виды и события. Есть у меня надежда, что на этих аппаратах, если они не сдохли, мы увидим событие во всей красе.

— Ну, если так… — не зная, что сказать, я пожал плечами.

— И помни — одежда из магазина, с манекенов снимали, потому что все остальное смыло к черту.

Мы возвращались к дому, где нас ждала Эва, в полном молчании. Окружающая действительность сама по себе не располагала к душеспасительным беседам, да еще мои подозрения… Сколько раз давал себе зарок — не торопись судить людей, дай время, посмотри на ситуацию с разных сторон. Не зря же в Святом писании сказано: «Не суди, да не судим будешь!» В общем, виноват я перед Алексеем и при чем не в первый раз.

Повинные мысли крутились в голове, а глаза сами собой шарили по окрестностям в поисках бесхозных видеокамер. Нам ведь что главное — главное объяснить цель и поставить задачу. Приучили нас так жить. Меньше думай, а то времени на достижение поставленных партией и комсомолом целей не останется. Думать будет партия! А своей головой думать не приучены. Точнее говоря, масштабно думать не привыкли. Только в рамках узко поставленной задачи: уложить бетона в три раза больше, чем по плану; протянуть рельсов на десять километров больше, чем намечено к сроку; колбасы к празднику купить. А зачем нам это нужно, не наша забота. Раз партии нужно, значит «Даешь!»

Эва радостно запрыгала, увидев своих мужиков, то есть нас. Еще бы, живые люди, свои люди. Не так уж их много в последнее время попадается на нашем пути, а те, что попадаются, норовят нас на тот свет отправить. Не мудрено, что Эва так радостно щебечет, завидев нас — единственные нормальные, и что особенно важно, живые люди на неизвестно сколько миль вокруг. А может, вообще никого нет? Пока мы там в зоне и дыре мотылялись, случилось что-нибудь эдакое, наступил всемирный потоп, к примеру. И сейчас мы единственные на всей матушке Земле, — я непроизвольно шмыгнул носом от жалостливых чувств, — два мужика и одна женщина. И предстоит нам возрождать цивилизацию с нуля, ну почти с нуля. Прямо Ева и пара Адамов. Только библейским персонажам легче было — вокруг райские сады, плодись себе, да размножайся. А мы как в мертвой зоне, не так я свое счастливое будущее представлял. Ну, совсем не так, милостивые господа и дамы.

В последнее время нам прямо везет на мертвяков, куда не сунемся — сплошь покойники. До конца жизни, если будет она долгой, не буду ужастики смотреть. Отчего люди стремятся киношные страхи посмотреть? Не хватает им острых ощущений, хочется почувствовать страх, животный, тягучий. Но со стопроцентной гарантией, что сейчас фильм закончится, включится свет и все страхи уйдут. А когда свет загорается, гаснет и снова загорается, но ужасы продолжают переть изо всех углов, то такое нам не надо. На такое кино нормальный человек не пойдет.

— А с чего ты решил, что ты нормальный? — язвительно осведомился пессимист.

— Здрасьте! Явились, не запылились! Я думал, что вас в той дыре засосало и в другую вселенную выплюнуло, — без всякой радости встретился я со своими внутренними голосами.

— Не, нам такие дыры, тьфу. Нам хоть в космос, хоть в дерьмо, лишь бы тебя оберечь от бед и опасностей, — заботливым голосом напомнил о своей задаче оптимист.

— Естественно, вот сдохну тут и куда вы, братцы, денетесь? — злорадно спросил я.

— Куда, куда? Туда… — сухо ответил пессимист, — А ты что, помирать собрался? И как скоро?

— Помирать нам рановато, братец, чего это ты нос повесил. Смотри, как круто все замешано, сейчас театр устроите, потом в Париж полетите, а там вино, девочки, Монмартр… м-м-м, не жизнь — праздник!

— Дождешься от него Парижа, как же. Сейчас его баба на тряпки взглянет, что он с трупов обдирал, поищет чего тяжелого в руку, да и кокнет к черту за такой гардероб от Хичкока.

— Не гоните волну, братец пессимист. Во-первых, никто не собирается уточнять происхождение вещей; во-вторых, Эва до смерти будет рада одеть новые наряды. Война войной, а нарядиться никогда не поздно.

— Все сказали? — с прокурорской непосредственностью вклинился я в спор своих голосов. Иногда у меня складывается впечатление, что я лишний на этих толковищах.

— Мало? Можем добавить! — бодро ответили голоса.

— Достаточно! Без вас разберусь, пшли вон! — я махнул мысленной метлой, изгоняя из своего сознания прилипчивых собеседников.

Эва что-то напевала себе под нос, разбирая принесенное барахло. Похоже, нехитрая ложь Алексея была ей проглочена без малейших вопросов.

— А можно я возьму это, вот это и еще это? — с сияющими от предвкушения примерки глазами, спросила она.

— Бери все, меряй и выбери себе один комплект! И не делай таких удивленных глаз! Сколько ты думала одежды может оказаться у человека попавшего под удар цунами? Не чемодан же с барахлом. Купальник, халатик, шортики — не больше! — Алексей явно не был настроен на длительные споры.

— Мне тут примерять или можно в доме спрятаться? — не очень довольным тоном поинтересовалась она. Поманили красивыми тряпками и отбирают, есть от чего расстроиться.

— Лучше здесь и побыстрее, мы отвернемся, можешь не переживать за свое целомудрие.

— Почему в доме нельзя, там может зеркало есть хоть какое-нибудь. Не могу же я без зеркала примеркой заниматься.

— Слушай, девица-красавица, делай, что тебе говорят и не строй тут недовольные глазки! — потерял терпение куратор. — Сюда скоро народу набежит тьма, а мы еще в десантных ботинках. Приедем в Париж, купишь себе этого барахла, сколько захочешь, а сейчас брысь переодеваться.

Эвелина состроила рожицу, показала язык и отвернулась от нас, явно недовольная ускоренным режимом примерки.

— А в доме то почему нельзя? — мысленно продолжила спор Эва, обращаясь уже ко мне, — Тирания прямо какая-то. Я может стесняюсь, вдруг кто-то подсматривает?