Мрир поднял ладонь, охваченную огнем. Паук понял намек и отпрянул. Снова сел на свой камень и заговорил оттуда:

– У меня есть память. Много, чужая. И моя тоже, она… не знаю, как сказать. Я знаю расы галактик. Я знаю курсы кораблей. Как воевать. Как строить разное для войны. Я хочу выглядеть как…

– Как мама?

Аэктанн издал яростный визг; черный конь всхрапнул в ответ.

– У йертайан правят матери. Матери велики, но я… Старый волшебник вздохнул.

– Есть вещи, которые оказываются чересчур даже для таких, как мы, правда? Ты… хочешь быть, как твой… папа, я правильно понял? Человек со звезд?

– Человек. Эльф. Он отличное от них, в твоих мирах нет такого. Он йертайан. Давно… они сожгли свою планету. Нашли другую. Там было плохое солнце. Они стали меняться. Получилось много выродков. Черные Линии… Поэтому важно быть красивым, правильным. Я хочу быть красивым. Правильным. Две руки. Две ноги. Лицо. Сделай меня.

Мрир покатал на языке тяжелый, сладкий хмель.

– Вот так бывает, мой дружок… Я хотел поставить на колени один мир и не смог. Но нечаянный союзник открыл куда более выгодные перспективы. Покорить галактики… галактики… какое красивое слово. Много звезд… много жертв нашей растущей силе… как же прекрасен будет этот новый мир… который мы откроем друг для друга. Мне уже нечего терять… тут. И почти нечего желать.

И вдруг он резко встал, напряженно вглядываясь во тьму.

– Когда я говорил о новом мире, я имел в виду и тебя, Червень. Не прячься, подойди.

Горбун несмело выступил из тьмы. Паук ощетинился, увидев его.

– Подслушиваешь, подсматриваешь, – протянул Мрир, – увиливаешь…

Червень принялся часто, неглубоко кланяться.

– Да-с… приходится… Дракона-то я вот извел, извел все же. Кровушки плеснул ему, а он такой страшненький сразу стал… Наверняка и убился уж…

– Отец силен, – с отвращением выговорил паук. – Не надейся. Ты не сможешь убить его. Я смогу. Я, Аэктанн. Особенный.

Мрир потянулся, наплюхал густого варева в миску, протянул горбуну.

– Угощайся. Каждый из нас силен в своем деле. Но вместе… Вместе мы непобедимы. Содружество невозможных!

И он захихикал, будто вспомнил что-то очень забавное.

Все, что возможно, было расчищено.

Дракон взирал на огромное количество котлов, в которых булькала пища. В кои-то веки его армия будет сыта, сыта до отвала, до бесчувственной икоты. Это правило знали, еще когда войны велись в ограниченном пространстве единственного обитаемого мира, – если войско сомневается в командире, ему надо дать жратвы.

Благо среди морумских войск оказалось немало трупо едов.

Дракон смотрел бесстрастно.

Бесстрастно.

Быкоглавы пробили несколько стен и отыскали личные запасы Карахорта – там наконец обнаружились и крепкие напитки. Их Мастер Войны забрал себе, отдав всем прочим негодный бурмур – или что там хлебали эти убогие.

Войско будет сытым и пьяным – и потом пойдет на смерть. Как есть, без полушариев.

Войско будет маршировать на плацу и падет под атаками пауков.

Мастер Войны не видел возможности и необходимости беречь солдат.

Искаженные гоблины поумнее выкрикивали лозунги и речевки, из которых следовало – встретишь паука, убивай его. Нехитрый прием рифмования поверг большую часть морумских сил в состояние экзальтации, а прегрешение повелителя Черного Сердца, покусившегося на своих, быстро забылось, утопленное в алкоголе и наваристых супах с потрохами и остатками фуражного зерна.

Мастер Войны старался даже не вдыхать витающий аромат.

Плац вымели, из камней выстраивали новые оборонные валы, кричали, ели и пили.

– Дикари, – с отвращением выговорил дракон.

Распластавшись на золоте лежать было легче.

– В покоях велите убираться? – прогудел быкоглав.

– Нет. Усильте посты. Войска по сотням. Дезертирам смерть, – равнодушно выговорил Мастер Войны. – Вам выпала честь. Вы умрете за свой мир. Понимаешь, рогатый?

Быкоглав медленно качал головой.

– Умирать за всех – это дело эльфов, господин генерал. Они, говорят, от этого ничего особо не теряют.

– Молчать. Избрать сотенных и тысячников. Утром построение. Я научу вас. Камешки и палочки. – Дракон зубасто улыбнулся, из ноздрей потек дым.

– Вы научите, – рога медленно наклонились вперед. – Враг, может, и не убьет, а вы вот… Мы пойдем, куда велите. Кто остался – все пойдем.

Дракон прижался к золоту, как к груди матери. К золоту, теперь густо перемешанному с алыми драгоценными камнями.

Быкоглав ушел, тяжело ступая.

Мастер Войны вылакал воду, ставшую снова безопасной и чистой, ощупанную и обнюханную тысячу раз, и снова замер бабочкой, приколотой к этому миру незримым копьем.

Завтра. Построение. Война не ждет. Война. Его стихия. Его предназначение.

Вокруг Темного Сердца нестройно пели, а в свете факелов дрожали искалеченные силуэты пауков, которых Мастер Войны ненамеренно притащил на себе. Насаженные на высокие пики, они украшали теперь двор замка.

Мертвые скрюченные туши поблескивали белым перламутром глаз, застывших навсегда, лишенных век.

«Я понял, в чем сила боли. Она ни на секунду не дает тебе спуску и тренирует лучше, чем любые другие условия. Она не дает есть, думать или спать… и миг, когда она уменьшается или покидает тело, можно счесть за наивысшее благо. Вот что такое – чувствовать. Чувствовать – это значит боль. А блаженство, которое описывают чувствующие, всего лишь время, когда ты свободен от нее.

Если ты вытерпел ее, то вытерпишь все. Это враг, который внутри тебя, и нет его страшнее.

Я понял».

Глава 18

Болото

Витязь прочертил спиной по макушке тщедушной сосны и ухватился за ветви. Ободрал ладонь в кровь – в другой руке был меч, – но притормозил падение. Где-то рядом про шуршало по невидимым в ночи сучьям – и грузно шлепнулось.

«Все же не провода с элек-три-чес-твом…» – успел подумать Тайтингиль; рука соскользнула с влажных чешуек сосновой коры, и витязь ножом вошел в густую болотную жижу.

Захлопали крылья ночных птиц – и все затихло.

– Кот! Котяра!

Эльф простерся в ледяной густой грязи, пронизанной корнями болотных трав. Волосы липли к доспеху, меч казался пудовым грузом. Затхлая сырость; оглушительно-слад кий, почти тленный запах багульника.

Мшистые болота меж Россыпями и Пущей Оллантайра.

Витязь потянулся – ухватил корень чудом удерживающейся на краю кочки скорченной березы. Места эти были заражены дурной магией издавна. Здесь пала целая армия, сражавшаяся с Тауроном, – сгинула бесследно. Болото расползалось, как язва, захватывая и искажая благой край.