Ну, мне нечего скрывать. Профессор может сколько угодно сидеть на корточках в нашей приемной, журналам там всего десять лет. Есть и однорукие бандиты, чтобы утихомиривать игроманов. Я также предлагаю посетить туалет — то место, где нет секретов и мужчины говорят друг другу правду.

Джо осторожно высвободился из объятий.

— Никогда не думал, что ты способен так сопереживать, доктор, — сказал он.

— И все равно никаких тебе антибиотиков, — всхлипнул я.

— Спасибо, доктор, — сказал Джо, убирая взятку в карман и собираясь уходить.

— Попридержи лошадей, — остановил его я. — Согласно требованиям НСЗ, консультации врачей общей практики должны длиться на 50 % дольше.

— Правда? — спросил Джо, вдохновленный моим желанием задержать его подольше, хотя прекрасно понимал, что, когда я рекомендую ему «побереги себя», то на самом деле имею в виду «проваливай».

— Что дает тебе, — сказал я, быстро подсчитав, — еще тридцать секунд.

— Хорошо, — сказал Джо, всегда готовый к сотрудничеству.

Мы сидели в тишине, вертя большими пальцами. Мне приятна тишина, я мог бы наслаждаться ею весь день, особенно в часы приема. Но Джо был менее безмятежен.

— Как приятно, — произнес он, явно чувствуя себя неловко.

К этому времени я уже пребывал в дзен-подобном трансе и не ответил, поэтому Джо решил, что нужно что-то еще.

— Может быть, ты дашь мне пару советов относительно образа жизни? — спросил он.

Раздраженный своим преждевременным падением обратно на землю, я стал немного более резок, чем обычно.

— Нет проблем, — сказал я. — Ты слишком толстый.

Джо смутила моя прямота.

— Это как-то не очень хорошо, доктор, — оскорбился он. — Я думал, что врачи должны больше поддерживать, а не осуждать.

— Поддержка тут ни при чем, — сказал я. — Говоря словами Уильяма Йейтса, я не буду мягко ступать, боясь наступить на твои мечты. Мой долг сказать тебе все как есть. Грязная работенка, но кто-то должен ее делать.

— Но не следует ли тебе мягко объяснить мне, — поинтересовался Джо, — что у меня, к примеру, замедленный метаболизм, или широкая кость, или что-то еще в этом роде?

Должен признать, это было хорошее замечание.

— Широкая кость, широкий живот, широкая задница — да у тебя полная коллекция, — согласился я.

— Ты слишком негативно настроен, — надулся он. — Мне бы не помешало немного позитивного мышления.

— Я врач, а не твой приятель, — сказал я, рисуя небольшую диаграмму Венна, чтобы продемонстрировать это изречение в математическом формате: круг с надписью «доктор» и круг с надписью «пациент» с большим пространством, как бы метафорическим столом, между ними.

— Значит, я толстый, — сказал Джо. — И что мне с этим делать?

— Твое время истекло, — ответил я. — Береги себя.

— Ты мне отвратителен, — сказал он, — и твои модные рубашки, и твои доступные женщины, и твоя большая блестящая машина. Так что позволь мне сказать тебе, красавчик: успеха тебе не добиться.

Кое-что из этого было довольно лестно услышать, поэтому я не протестовал.

— Хотел бы я сейчас перемахнуть через стол, — продолжал он, — вырвать твои вонючие кишки и обмотать их вокруг твоей шеи.

Похоже, встреча с целью оценки качества моей работы не задалась. Мы плохо начали, его не впечатлило старое доброе оправдание «собака съела мое портфолио».

Я был немного ошеломлен такой степенью агрессии, с тоской вспоминая добрые приятные времена, когда подобные встречи проходили в более дружеской и благоприятной обстановке, их с нетерпением ждали. Они воспринимались как уютная беседа коллег у камина, дружеский обмен мнениями за чаем и свежими булочками прямо из печи.

И если бы мой начальник был дитя шестидесятых годов, мы бы с ностальгией вспомнили Вудсток, противостояние властям, секс, наркотики и рок-н-ролл и то, как мы собирались изменить все вокруг и «дать миру шанс». Может быть, мы даже сняли бы старые халаты, на некоторое время разделись, запалили пару ароматических палочек, оценили нашу энергетику, подержались за руки, украсили волосы цветами и спели несколько куплетов «Кумбаи», пока в конце концов секретарша не прервала бы нас, с удивлением обнаружив, что мы пускаем пену изо рта.

Я обдумал свой ответ. Здравый смысл подсказывал, что, пожалуй, стоит взять спокойный тон, но мы, врачи общей практики, ни на кого не похожие и дерзкие, мы не прогибаемся под нажимом власти, и нас не так-то легко заставить.

У французов есть фраза la trahison des clercs, что значит «предательство интеллектуалов». Ее используют по отношению к тем, кто знает о злоупотреблениях должностными обязанностями, но не может противостоять им. Возможно, настал подходящий момент выступить, разозлиться на машину, потребовать, чтобы процесс оценки рассматривался как конструктивный, а не карательный.

Я заговорил спокойно. Возможно, вы решите, что я признал себя виноватым, но подождите стрелять в меня. Спустя столько лет работы врачом общей практики апатия — единственная эмоция, которая у меня всегда наготове.

— Эй, — спокойно (даже покровительственно) сказал я тем тоном, который использую для пациентов и который, как я знаю, особенно раздражает, — почему вы так враждебно настроены? Вы в порядке, я в порядке.

В ярости он швырнул в меня мой личностный план развития и выбежал из кабинета. Одна страница оторвалась и медленно упала на пол, совсем как маленькая слезинка, размышлял я.

Существует, возможно, апокрифическая, но потенциально поучительная история из Румынии времен Чаушеску. Помощник продюсера румынского телевидения предположил, что было бы неплохо показывать ежевечерний десятиминутный обзор деятельности диктатора. Следующий подлиза из вертикали власти решил, что десяти минут недостаточно, обзор должен длиться полчаса, и т. д. и т. п… В итоге людям пришлось терпеть по три часа обзора деятельности лидера каждый вечер.

У идей есть импульс, и остановить их — все равно что прыгнуть под поезд. Оценка работы врачей, очевидно, хорошая идея, правда? Есть ли разумные возражения? Однако эта идея породила угрюмую оценку, которая, в свою очередь, превратилась в злого гоблина перепроверки.

Здесь процветают корыстные интересы, и гоблин стал похож на живое существо. Первоначальная задача была обеспечить условия, чтобы врачи работали на приемлемом уровне, однако теперь она утрачена, и сейчас ее реальная миссия состоит в том, чтобы расти, расширять свое влияние, нанимать больше лакеев и повышать зарплаты и пенсии высшего руководства. Эта запутанная бюрократия обойдется более чем в миллиард фунтов стерлингов.