покойному. Провожая его к двери и заметив, что он помрачнел, она сказала:

— Мне не следовало вести тебя в эту комнату, но я хотела, чтобы ты увидел его. Это было эгоистично.

— Нет. Я хочу знать о тебе все. Ты казалась мне мечтой. Чем ближе ты ко мне, тем меньше я боюсь потерять тебя. Я почти рад этой войне, поскольку из-за нее тебе приходится быть рядом со мной. Сидя в окопах, я знаю, что у тебя нет ни малейшей возможности ускользнуть из этого дома. Не будь я уверен в этом, мне было бы трудно уйти отсюда.

Айша хотела возразить, но Ги прильнул к ее губам.

Внезапно в дверь постучали. Ясмин открыла дверь. Во дворе стоял один из людей Ги.

— Прошу извинить меня, мадам, но капитан велел зайти за ним в три часа.

Ги взглянул на Айшу:

— Я вернусь завтра. Когда состоится отпевание?

— В шесть. В церкви этого квартала. Но ты ведь устанешь к тому времени.

— Поцелуй меня, и я снова обрету силы. — Айша поцеловала его, и Ги пообещал прийти в церковь.

Он сел на лошадь и уехал, но часто оборачивался и махал Айше рукой. Ясмин стояла недалеко от нее и тоже смотрела ему вслед. Она обняла Айшу.

— Ясмин, он любит меня, любит меня. Он должен жить. Скажи мне, что он будет жить. Я ведь всем приношу смерть.

Ясмин покачала головой:

— Мы с Флорусом будем рядом с тобой. Мы живем ради тебя.

И она тихо затворила дверь.

Поля-Армана ле Бо де Моргона положили в склеп небольшой местной церквушки. Отпевал его тот же кюре, который причащал его перед смертью. На отпевании были лишь трое: мадам де Моргон, Ги де Ришмон и герцог де Ришелье. Когда все закончилось, Айшу проводили домой, Ришмон вернулся в лагерь, а герцог отправился в штаб читать бумаги, взятые им у кюре: последнюю волю, завещание ле Бо де Моргона и его письмо сестре, проживавшей в Бургундии, Сопроводительная записка, как выяснилось, была адресована герцогу Ришелье.

«Двадцать первого мая 1756 года.

Монсеньер, у меня нет сомнений в том, что вы первым прочтете эти слова, поскольку Менорка в ваших руках. Считая вас человеком благородным, прошу выполнить мои скромные просьбы. Если вы пожелаете навести обо мне справки, обратитесь, пожалуйста, к губернатору Мартиники, который хорошо знает меня. Окажите мне милость и перешлите вложенное письмо и экземпляр завещания моей сестре по указанному адресу. Оставьте оригинал у себя и ознакомьте с его содержанием мою дочь Айшу (Шарлотту) ле Бо де Моргон. Прошу вас также использовать ваше влияние и добиться, чтобы его неукоснительно исполнили. В награду за ваше внимание обещаю, что не стану беспокоить вас дольше того краткого времени, которое мне отведено.

С уважением и благодарностью

Поль-Арман ле Бо де Моргон».

Герцог с интересом обратился к завещанию. Краткость документа говорила о физической слабости человека, диктовавшего его, но стиль был таким же энергичным, как и в сопроводительной записке. Под конец он ознакомился и с письмом, завещание поразило его.

«Моя дорогая сестра,

за время путешествия я написал тебе немало писем. Это последнее. Я не вернусь в Моргон, но до тех пор, пока ты живешь там, верю, что частичка моего существа будет всегда рядом с тобой. Я вижу тебя счастливой, женой нашего достойного соседа, человека с хорошими манерами, которых не хватало мне. Не носи по мне траур; я с радостью ушел бы из жизни и раньше, если бы знал, что это не причинит тебе боль. Молись за меня, если хочешь. Я не возражаю.

В это письмо вложен экземпляр моего завещания. Ты увидишь, что я оставил тебе Моргон и все, чем владел во Франции. Поступи со всем этим по своему усмотрению. Если бы выбор остался за мной, я сохранил бы шато и землю. Наши соседи помогут тебе обработать ее — они не задирают носы и не боятся испачкать руки землей. Поскольку торговля тебя не интересует, думаю, ты продашь сахарные заводы и прочее.

Во время путешествия я случайно встретил мою Айшу, твою Шарлотту. Именно в это время ее муж Жервез де Моргон совершил свое последнее предательство. Слухи об этом дойдут до тебя. Этот человек был предателем, он уговорил англичан напасть на меня, а во время стычки погиб. Я пострадал, но сейчас, пока я диктую это письмо, боль отступила. С тех пор за мной ухаживает Айша, и поверь мне, Антуанетта, она относится ко мне справедливо. Ни в коем случае не вини ее в моей смерти. В этом виновен только Жервез. В завещании я оговорил особое условие, распорядившись уничтожить все оставленные им документы. Пожалуйста, проследи за выполнением этого условия, ибо я опасаюсь, что оставленное им на хранение у нотариуса предназначено не только для того, чтобы причинить вред нашей семье, но и другим людям.

Я подтверждаю, что Айша — моя дочь, и завещаю ей «Каскады». Она действительно моя дочь. Однажды в Нанте я влюбился в женщину по имени Анна Дарье. Анна приехала в Форт-Рояль и умерла там, а младенца, которого она родила, Лори принесла мне. Я так и не узнал, что Айша мой ребенок. Ты тоже не знала, что твоя любовь к моим двум дочерям распространяется и на третью. Теперь я вижу, что внешне она похожа на мать. За прошлую неделю я также узнал ее склад ума, сформировавшегося не без твоих усилий. Ты можешь гордиться ею.

Айша узнает о моем посмертном даре только после того, как ей прочитают завещание. Я прошу, чтобы в доме моей покойной жены во Франции никто не жил и чтобы его предоставили в твое распоряжение, если ты вернешься на Мартинику.

Предвижу, что Айшу в «Каскадах» ждут нелегкие времена, но это имение принадлежит ей, и я верю, что ты поддержишь это мое желание — не потому что одобряешь его, не потому что любишь Айшу, а просто потому, что я так желаю и в последний раз прошу тебя о милости.

Никто меня не любил так, как ты, Антуанетта, и я в неоплатном долгу перед тобой.

Прощай,

обнимаю тебя,

Поль-Арман».

Ришелье не счел необходимым устраивать официальное оглашение завещания и поэтому лишь побеседовал на улице Терн с молодой женщиной.

— Написав эту записку, ваш отец сделал меня своим душеприказчиком. Никто не мешает мне выполнить его желания. Уверен, он прав, предполагая, что для вашего возвращения на Мартинику понадобится поддержка сверху. Я готов обеспечить ее