задумчиво начал пристав. — Вы, я так полагаю, правы. Но мы и против Ольги-то Гуровой никак ни одной прямой улики не найдём, а если искать ещё и доказательства того, о чём вы говорите… Мне вот представляется, что быстрее будет найти нечто такое, с чем Ольгу Кирилловну можно будет посадить в камеру и допрашивать хоть каждый день. Попомните, Алексей Филиппович, моё слово, она нам тогда и супруга своего сдаст с потрохами.

— То есть вы, Борис Григорьевич, считаете, что сосредоточить усилия надобно именно на Ольге Гуровой? — прямо спросил я.

— Я, Алексей Филиппович, в том совершенно уверен, — твёрдо ответил пристав.

Настала моя очередь задуматься. По уму выходило, что Шаболдин прав, и проще будет дожать Ольгу Кирилловну, чтобы она рассказала нам обо всём, в том числе и о роли её супруга в деле, нежели выискивать, каким образом мог узнать про дарёные облигации Фёдор Захарович, но я с некоторым удивлением обнаружил где-то в глубинах своего сознания подозрение, что ничего подобного не случится. Уж не знаю, то ли я домахался-таки утром шашкой до восстановления предвидения, то ли что ещё, но уже через несколько мгновений подозрение почти превратилось в уверенность — ничего такого мы от Ольги Гуровой не узнаем. Но как мы с Шаболдиным оба не могли пришить к делу нашу убеждённость в дутости того алиби, что создала Фёдору Гурову девица Букрина, так и я не мог вывалить на Бориса Григорьевича свои предчувствия. Попытался я задуматься и над тем, как так вышло, что я одновременно и признавал правоту пристава, и уверился в том, что он ошибается, но усилием воли заставил себя остановиться, решив что морочить голову самому себе я буду дома, а не в губной управе. В итоге мы с приставом наскоро выпили по стакану чаю, да и разошлись по домам.

Дома, говорят, и стены помогают, вот и у меня в голове более-менее прояснилось. Мне вроде бы удалось устранить противоречие в своих мыслях. Да, из всего того, что есть у нас сегодня, выходит, что Шаболдин прав, и от Ольги Гуровой узнать можно почти всё, что касается отравления Захара Модестовича. А значит, что? Значит, в самое ближайшее время произойдёт нечто такое, что сделает наши сегодняшние знания бесполезными. Что же, победа над попытками сознания раздвоиться, это, безусловно, хорошо. Но если кто думает, что открытие причины такого раздвоения меня обрадовало…

[1] Белое оружие — холодное оружие (устар.)

[2] См. роман «Жизнь номер два»

[3] См. романы «Пропавшая кузина», «Царская служба» и «Семейные тайны»

Глава 27. Догадки, отчёты и планы

Я ещё помню, что в прошлой своей жизни был «совой» — вечером чувствовал себя намного лучше, чем утром и днём, поэтому всячески продлевал себе вечер, ложась никак не раньше двух-трёх часов ночи, благо работа позволяла не вставать рано. Здесь, если ты не просто прожигаешь жизнь, а занят хоть каким-то делом, ночной образ жизни не прокатит — люди рано встают и рано ложатся. Привычка к такому режиму дня досталась и мне от Алёши Левского, поэтому действие пословицы «утро вечера мудренее» распространялось на меня в полном объёме. Так что, встав рано утром, умывшись, побрившись и позавтракав, вчерашние свои вечерние умственные упражнения я вспоминал с некоторой снисходительностью. Ну ладно, предвижу я, что ничего нам Ольга Гурова про мужа своего не скажет, и что? Это как-то мешает мне размышлять над делом? Да никак! Осложнения, конечно, будут, но когда меня такое останавливало? И потому я снова включил голову и принялся гонять мысли по улицам и переулкам своего могучего мозга. Уже довольно скоро это привело меня к интересным открытиям.

Во-первых, я, кажется, понял, каким образом Фёдор Гуров мог узнать о подаренных облигациях. Их дарение оформлялось где? В конторе присяжного поверенного Манькова. А где у нас та самая контора находится? В Доброслободском переулке. Причём не просто в Доброслободском переулке, а в том его конце, которым он упирается в переулок Денисовский, тот самый, где, тоже неподалёку от пересечения обоих названных переулков, стоит дом Алёны Букриной. В таких условиях следовало признать высокую вероятность того, что посещая любовницу, Фёдор Захарович мог случайно заметить отца с молодой женой входящими в контору Манькова или выходящими из оной. Нет, на самого Манькова я не думал. За обман поручительского доверия из присяжных поверенных вылетают со свистом и волчьим билетом, так что если кто готов потерять денежное место вкупе со своей деловой репутацией, то только за большие деньги. За очень большие, намного больше тех, о коих можно говорить применительно к наследству Захара Модестовича Гурова. Но вот кто-то из служащих господина Манькова мог бы и на куда меньший незаконный доход польститься… А раз так, надо посмотреть, не разбогател ли кто из них не так давно, а скорее даже не оставил ли какой из писарей службу у Манькова и не повысился ли уровень жизни бывшего мелкого служащего сразу после увольнения.

Тут меня немножко помучила совесть — сам я провести такую проверку не могу, надо Шаболдину подсказать, работа как раз по его части. Получается, что подкину я Борису Григорьевичу дело, в коем от меня самого никакой помощи приставу не будет. Впрочем, совесть моя оказалась барышней умной, и мы с ней быстренько договорились, сойдясь на том, что я же не по злобе, а исключительно в интересах розыска.

Во-вторых, решил я, что идею с проверкой этого моего предположения надо подбросить Шаболдину сейчас, не дожидаясь, пока мы накопаем что-то такое, что позволит нам заняться Ольгой Кирилловной вплотную. Шаболдин же не сам по себе, он старший губной пристав, так что кого посадить на отслеживание изменения жизненных обстоятельств служащих конторы присяжного поверенного Манькова, у него найдётся. Того же помощника губного пристава Куркова, например, в Минске он показал себя более чем неплохо. Так мы сможем найти, чем прижать Фёдора Гурова и никакой потери времени у нас при том не случится.

Ну и, в-третьих, появилась у меня интересная мыслишка. Раз уж мы с Борисом Григорьевичем в очередной раз убедились в том, что Фёдор Захарович этак ненавязчиво подставляет нам свою дражайшую супругу, то почему только мы и должны о том думать? А что если в этом же направлении призадумается и сама Ольга Кирилловна? Тут же я подумал, что был бы рад, ежели б моё предвидение ошиблось, потому как узнав о любовнице мужа, Ольга Гурова могла бы много