В дверь зазвонили, он с бьющимся сердцем пошел открывать — на пороге стоял невозмутимый Игорь. До одиннадцати они пили водку, закусывая тушеным мясом, которое Лина оставила в холодильнике, затем Игорь, сообщив, что придет за документами завтра днем в консультацию к адвокату, отправился ночевать к себе в мастерскую. Убрав на кухне, Марк лег спать и мгновенно отключился, успев только подумать о необходимости заверить копии до встречи с Игорем и о том, что, пожалуй, лучшее, что могла сделать Лина, — это уйти, дав ему таким образом возможность избавиться от липкого страха последних недель. Потому что люди Супруна могли сделать с ней что угодно…

Лина и в самом деле, наскоро позавтракав, поначалу отправилась на Дзержинскую, посмотреть что-нибудь для малыша в «Детском мире», а затем и дальше по магазинам. С собой она взяла достаточно крупную сумму денег и большую полотняную сумку, которая в сложенном виде поместилась, в свою очередь, в еще одну — средних размеров, плотной кожи, с несколькими отделениями и длинным наплечным ремнем. Туда Лина бросила пудреницу с зеркалом, губную помаду, носовой платок и гребень. Выглянув в окно, она, поколебавшись, надела поверх тонкого белого свитера и светлой свободной юбки в складку пиджак — в тон туфлям на низком каблуке и сумочке. Темные очки Лины прихватила уже на выходе.

На улице ее ослепило солнце. День выдался ясный и, пожалуй, обещал быть жарковатым, но возвращаться ей не хотелось, и Лина направилась к метро. Там было прохладнее, но когда она пересела на Кольцевую, вагон заполнился пассажирами. Это ее моментально стало раздражать, и, выйдя на «Комсомольской», Лина двинулась было к переходу, но внезапно остановилась.

Странное состояние обрушилось на нее — впервые она физически ощутила себя потерянной в душной утробе огромного города. Страх, слабость и головокружение сковали ее настолько, что решение немедленно возвратиться домой или выбраться на свежий воздух показалось единственным выходом из этого приступа клаустрофобии.

В набитом вагоне она не могла сесть и теперь вынуждена была, держась на ногах лишь усилием воли, сделать вид, что сосредоточенно изучает схему линий метрополитена. Она остановила взгляд на слове «Аэропорт» и, прислушиваясь к волнению своего ребенка, протиснулась к дверям и сошла на «Белорусской». Затем снова ехала, но уже сидя, потому что какой-то паренек с книжкой уступил ей место.

Выйдя на нужной ей станции, Лина, вдыхая прогретый воздух, купила мороженое, съела его, приткнувшись на недавно выкрашенной скамье, и отправилась к стоянке маршрутных «Икарусов». Все сошлось как нельзя лучше — самолет из Домодедова улетал в одиннадцать тридцать и в Харькове должен был быть около часу.

И только в Домодедове, уже купив билет, женщина сказала себе, что именно так и должна была поступить — она должна была попытаться найти Алексея.

Весь полет ее подташнивало и, казалось, слегка лихорадило, но, несмотря на бессонную ночь, подремать ей не удалось. Всю дорогу от дома и вплоть до приземления «Ана» в Харькове Лина, по нарастающей, испытывала нечто родственное безумию — пьянящее чувство достижения запретной и страстно желаемой цели.

Страх, озноб, нетерпение, свобода — вот из чего оно состояло. Такое было с ней, когда она впервые увидела Алешу и ее, словно при резком торможении, швырнуло к нему. То, что она все эти месяцы прятала даже от самой себя, сегодняшней ночью неожиданно и грубо завладело ею, и мысль, проще которой не было, теперь вела ее в незнакомом городе: она должна найти Алексея и сказать ему, что у нее будет ребенок.

Лина поймала такси в малолюдном месте поодаль от нелепого здания местного аэровокзала, потому что на пыльной и шумной площади перед ним толпилось много народу. Здесь было жарче, чем в Москве, и создавалось впечатление, что над городом висит мгла. Лина сбросила свой пиджак и пошла высокой походкой, так что сразу стал отчетливо заметен живот, вдоль дороги, ведущей в город. И сразу же увидела машину, которая, высадив пассажира с кейсом, заторопившегося к жилым домам через сквер, поджидала ее.

Лина села, поблагодарила и попросила отвезти ее к гостинице, одноименной с городом. Водитель, всю дорогу молчавший, где-то уже за мостом через мутную мелководную речушку, по берегам которой цепенели редкие рыболовы, подсадил еще Двух женщин, одетых совсем по-летнему, общительных и одновременно настороженных. Одна из них, молоденькая, со смуглым, ярко накрашенным лицом, покосилась на живот Лины и тут же попыталась определить марку ее духов, потянув воздух острым носиком.

Лина, не снимая темных очков, сидела рядом с ней на пыльном заднем сиденье «Волги» и смотрела в окно. Она помнила, что тогда, осенью, их увозили московским поездом, дав перед тем пару часов передохнуть в гостинице «Харьков».

Они поднялись по ступеням со стороны площади, слева находились памятник Ленину и розовое здание университета: Алеша проводил их до гостевой комнаты на первом этаже, сказав, что через полчаса заглянет попрощаться — в девять ему нужно быть на деловой встрече, а здесь, в гостинице, работает его тетка по отцу, Коробова Антонина Васильевна, администратором в соседнем корпусе. Он пришел через час, за это время девочки успели собраться, привести себя в порядок и отправиться в бар. Все оставшееся время, пока их не погрузили в автобус и не отвезли на вокзал, Лина провела с Алешей в душной полупустой комнате, где были лишь пара стульев, стол да круглое зеркало на стене без обоев. Даже сейчас при воспоминании о том, чем они занимались, заперев дверь и так и не сбросив одежды, у нее горели щеки…

Она расплатилась, вышла из такси и сразу узнала гостиницу. Солнце находилось как раз над макушкой Владимира Ильича, отсвечивая бликами в зашторенных окнах здания. Площадь была огромна и совершенно пуста: лишь припаркованные к бровке тротуара машины создавали впечатление, что в этой части незнакомого города есть какая-то жизнь, — Лина будто оказалась на другой планете.

Она поднялась по ступеням, толкнула одну из высоких тяжелых дверей и по ковровой дорожке направилась к мраморной лестнице, однако на полдороге свернула к дежурному милиционеру и выяснила, где можно найти человека, который ведает персоналом гостиницы. Уважительно покосившись на ее талию, сержант указал комнату. Через минуту Лина уже сидела перед расплывшейся дамой в кримпленовом платье в тон малиновой помаде, щедро положенной на сочные губы, с аккуратно подведенными плутоватыми глазками и прической, напоминающей затейливое пирожное. К вопросу Лины дама отнеслась с живым интересом.

— Голубушка, — сказала она, — вынуждена вас огорчить, но Антонина Васильевна ушла от нас в гостиницу «Интурист». Сразу после Нового года. Вы знаете, где это?

— Нет, — ответила Лина, — я москвичка…

— Это недалеко от нас, по проспекту, я запишу вам адрес.

— А где здесь поблизости стоянка такси?

— Зачем? — воскликнула дама. — Троллейбусом проще. Выйдете от нас к клинической больнице, там будет трамвайная линия, и прямо перед вами остановка.

Одна, две… можно на четвертой сойти, и напротив вы увидите отель.

— Ясно, — произнесла Лина. — А где здесь можно перекусить?