Питер моргает и вдруг выглядит таким юным.

– Я не понимаю девушек. Думаю, разгадал вас, а потом… А потом…

– А потом? – Я задерживаю дыхание, ожидая, что он скажет. Так нервничаю, что продолжаю сглатывать, и для моих ушей этот звук кажется громким. Даже мое дыхание звучит громко. Даже биение моего сердца.

Он смотрит на меня пристально, его зрачки расширены. Смотрит так, словно видит меня впервые.

– А потом я не знаю.

Думаю, я перестаю дышать, когда слышу его «Я не знаю». Я все так сильно испортила, что теперь он не знает? Не может быть, чтобы все было кончено, не тогда, когда я, наконец-то, нашла смелость в себе. Не могу позволить этому произойти.

Мое сердце стучит со скоростью миллион триллионов ударов в минуту, когда я приближаюсь к нему ближе. Я склоняю голову и прикасаюсь своими губами к его и ощущаю, как он вздрагивает от удивления. А затем он целует меня в ответ с открытым ртом; мягкими губами целует меня в ответ. Поначалу я нервничаю, но, когда он подносит руку к моему затылку и приободряюще поглаживает волосы, я немного успокаиваюсь. Хорошо, что я сижу, потому что мои коленки ослабли.

Он стягивает меня в воду, так что теперь я тоже сижу в горячей ванне и моя ночная рубашка промокла насквозь, но меня это не волнует. Меня ничего не волнует. Никогда не знала, что поцелуи могут быть такими приятными.

Мои руки находятся по бокам тела, чтобы не дать струям воды задрать юбку. Питер обхватывает руками мое лицо, целуя меня.

– Ты в порядке? – шепчет он. Его голос звучит по-другому: сдавленно, настойчиво и немного уязвимо. Он не похож на Питера, которого я знаю; он не спокойный или скучающий, или веселый. То, как он смотрит на меня прямо сейчас, – я знаю, он сделал бы все, о чем бы я его ни попросила, и это странное и сильное чувство.

Я обхватываю руками его за шею. Мне нравится запах хлорки на его коже. Он пахнет бассейном, летом и каникулами. Это не похоже на кино. Это лучше, потому что происходит по-настоящему.

– Прикоснись снова к моим волосам, – прошу я его, и уголки его рта приподнимаются.

Я прислоняюсь к нему и целую. Он начинает водить пальцами по моим волосам, и это такое приятное ощущение, что я не могу мыслить здраво. Это лучше, чем мыть волосы в салоне. Провожу руками по его спине вдоль его позвоночника. Он вздрагивает и привлекает меня ближе. Спина парня на ощупь так сильно отличается от спины девушки – более мускулистая, каким-то образом более твердая.

В перерывах между поцелуями он говорит:

– Отбой уже был. Мы должны вернуться внутрь.

– Мне не хочется, – отвечаю я. Все, что я хочу, – остаться и быть здесь с Питером, в этом моменте.

– Мне тоже, но я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, – произносит Питер. Он выглядит обеспокоенным, и это так мило.

Я нежно прикасаюсь к его щеке тыльной стороной ладони. Она такая гладкая. Я могла бы любоваться его лицом часами, ведь оно такое красивое.

Потом я встаю, и меня сразу же начинает колотить. Я принимаюсь выжимать воду из ночной рубашки.

Питер выпрыгивает из ванны и берет свое полотенце, которое он набрасывает на мои плечи. Затем он дает мне руку, и я выхожу из ванны со стучащими зубами. Он начинает вытирать меня полотенцем. Я сажусь, чтобы надеть носки и ботинки. Последним он надевает на меня пальто. И застегивает его на мне.

Потом мы забегаем обратно в коттедж. Перед тем, как он уходит в сторону ребят, а я направляюсь в крыло девочек, еще раз целую его и чувствую себя так, словно лечу.

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО Я ВИЖУ ПИТЕРА у автобуса, он стоит со всеми своими друзьями из команды по лакроссу. Сначала я стесняюсь и нервничаю, но затем он замечает меня, и его лицо расплывается в улыбке.

– Подойди, Кави, – говорит он, и я иду к нему, а Питер перебрасывает мою сумку через свое плечо. На ухо он мне говорит: – Ты же сидишь со мной, верно?

Я киваю.

Когда мы заходим в автобус, кто-то присвистывает. Кажется, что люди глазеют на нас, и поначалу я думаю, это просто мое воображение. Но потом я вижу Женевьеву, смотрящую прямо на меня и что-то нашептывающую Эмили Нуссбаум. По моей спине пробегают мурашки.

– Женевьева продолжает смотреть на меня, – шепчу я Питеру.

– Это потому что ты так восхитительно причудлива, – отвечает он, кладет руки мне на плечи и целует в щеку. И я забываю о Женевьеве.

Мы с Питером сидим в центре автобуса с Гейбом и ребятами по лакроссу. Я машу Крис, чтобы она села с нами, но она уютно устроилась с Чарли Бланчадом. У меня не было возможности рассказать ей о прошлой ночи. Когда я вернулась обратно в номер, она уже спала. Утром же мы обе проспали и у нас не было времени. Расскажу ей обо всем позже. Но сейчас отчасти приятно, что мы с Питером единственные, кто знает об этом.

По дороге домой я делюсь с ребятами палочками Поки и мы играем жаркую партию Уно, которую я также захватила.

* * *

Через час после начала поездки мы останавливаемся у закусочной, чтобы позавтракать. Я съедаю булочку с корицей. Мы с Питером держимся за руки, спрятав их под столом.

Я иду в туалет, а там Женевьева в одиночестве накладывает блеск для губ. Захожу в кабинку, чтобы пописать, и надеюсь, к тому моменту как выйду, она уйдет. Но она по-прежнему там. Я быстро мою руки, а потом она произносит:

– А ты знаешь, что, когда мы были детьми, я хотела быть тобою? – Я застываю. Женевьева со щелчком захлопывает свою косметичку. – Я хотела, чтобы твой папа был моим папой, а Марго и Китти – моими сестрами. Я любила приходить к тебе домой. Надеялась и молилась, чтобы ты пригласила меня переночевать. Я ненавидела оставаться дома с отцом.

Сбивчиво я отвечаю:

– Я… я этого не знала. Мне нравилось приходить к тебе домой, потому что твоя мама была такой милой со мной.

– Она действительно любила тебя, – говорит Женевьева.

Я собираю все свое мужество и спрашиваю:

– Так почему ты перестала дружить со мной?

Женевьева, сощурив глаза, глядит на меня.

– Ты на самом деле не знаешь?

– Нет.

– В тот день у меня дома в седьмом классе ты поцеловала Питера. Ты же знала, что он мне нравился, но ты все равно поцеловала его. – Я отпрянула, а она продолжает: – Я всегда знала, что твои ханжеские замашки – всего лишь обман. Не удивительно, что ты и моя двоюродная сестра теперь лучшие подружки. Хотя Крис, по крайней мере, не отрицает свою распутность. Она не притворяется.

Все мое тело становится неподвижным.

– О чем ты говоришь?

Она смеется, и становится как-то страшно, насколько довольной она выглядит. И вот тогда я знаю, что мне конец. Я подготавливаюсь ко всем подлостям, что могут слететь с ее губ, но даже тогда я не готова к тому, что последует дальше.