Камерон устало ухмыльнулся и откинул пустой пистолет. Он глянул на товарища по команде, подумал, что не мешало бы докончить… Видит око, да зуб неймет. Не дотянуться. Скиллет сидел в двадцати футах, нянчась со свежей раной.

— Теперь готов и ты, придурок. Хана тебе.

— И тебе тоже.

— Ублюдок.

— От такого слышу.

Прошло некоторое время, гнев их утих, уступил место жалости к себе.

— Глоток водицы бы… — протянул Камерон.

— И мне бы…

— Наверху фляга…

— Я б сходил… — всхлипнул Скиллет.

— Я тоже.

Солнце опускалось, близилась ночь. Камерон заговорил снова.

— Слышь, Фрэнки… Зачем ты это, а?

— Что?

— Ножом…

— Кэп велел.

— За что?

— Ты человек Сильвера…

— Ну и что?

— Вы, суки, хотели все добро прибрать и оставить нас на «Морже» с носом.

— Чушь собачья! Никто на «Льве» об этаком не помышлял.

— Кто сказал?

— Я говорю. И любой скажет. И Долговязый Джон тоже.

— Хм… А кэп…

— Сука твой кэп! Я тебе скажу, кто вчера орал.

— Ну?

— Фрезер орал. Когда мы ставили рею. Фрезер.

— Брось…

— Фрезер! Этот сука Флинт его прикончил.

— Ну?..

— А кто еще? Не мы же.

— Ну, эти… там… из лесу.

— Бред собачий. Знаешь, что Фрезер мне сказал?

— Ну?

— Он сказал, что этот шум… Это Флинта фокусы. Это он выделывался ночью.

Снова смолкли. Вспоминали, что они слышали о Флинте. Хорошего-то ничего, собственно, и не слышали. Сознание туманилось, они слабели, стонали, раны ныли, жгли, и наступление темноты почему-то убеждало, что никаких таинственных ночных существ в лесах и в помине не было.

— Фрэнки…

— Ну…

— Чего это мы тут охраняли?

— А я знаю? Флинт сказал стеречь холм.

— А что, если он вернется?

— Дьявол! Что, если он хочет загрести все добро?

— Черт!

— Чтоб меня…

— Надо валить отсюда, парень. Он нас мигом прикончит, коль не уберемся.

Камерон и Скиллет начали спуск с холма Подзорная Труба. Ползком, конечно, как же еще. Зубами скрипели от боли, помогали друг другу, как и положено братьям по доброму ремеслу, подбадривали, не давали обессилеть. Они даже попытались что-то сделать друг для друга. Скиллет вытащил нож из спины Камерона, а Камерон отрезал этим ножом штанину от брюк Скиллета, чтобы завязать дырку от пули.

Однако вытащенный нож лишь усилил кровотечение, а повязка со скиллетова брюха быстро сползла и потерялась от трения о землю.

Но все же спуск часто легче подъема, да еще и по козьей тропе, так что они покрыли добрую сотню ярдов до полной темноты и услышали, наконец, в отдалении бодрый голос приближающегося к ним человека, распевающего знакомую песню в такт уверенным шагам

Удивительно, насколько этот голос приободрил Камерона и Скиллета. Нет, не ящерицы они, чтобы на брюхе ползать. Героическими усилиями, помогая друг другу, они поднялись на ноги. Держась друг за дружку и зажимая раны, они удвоили скорость, хотя теперь двигаться приходилось вверх по склону.

На удивление далеко удалось им уйти, прежде чем бодрый певец их догнал.

6 сентября 1752 года. Южная якорная стоянка. Борт «Льва». Две склянки предполуденной вахты (около девяти часов берегового времени)

Испанская пушка Израэля Хендса изготовилась к действию. Осталось только зарядить да запалить.

— Отличная работа, мистер пушкарь, — похвалил Сильвер. — Отличная работа, мистер боцман.

— Рад стараться, капитан! — ответил каждый из них.

Сильвер удовлетворенно кивнул и оглядел палубу «Льва», на всем пространстве которой, девяносто футов на двадцать, кипела бурная деятельность, лишенная всякого смысла. Концы сращивались и разъединялись, комингсы люков отдирали ломами с жутким скрипом и приколачивали обратно со страшным грохотом тяжелыми молотками. Плотницкая команда распиливала старые деревяги на дюймовые кубики, сея по ветру опилки. Спускали и поднимали топсели. На корме тренировалось отделение мушкетеров. Они изображали приемы заряжания, целились в воздух и воодушевленно орали:

— Ба-бах!

Не было на свете более занятой команды по эту сторону ворот Бедлама.

— Все путем, разрази меня гром, — проворчал Сильвер, — Пусть хоть сам царь Соломон попытается найти иголку смысла в этом стоге сена. Хоть он там и отличил цветы настоящие от искусственных при помощи пчел.

Сильвер прогрохотал со своим костылем к борту, вытащил подзорную трубу и уставился в сторону «Моржа».

— Этим обалдуям, должно быть, наш цирк уже приелся, — сказал боцман, одарив Израэля Хендса ободряющим толчком под ребра. Хендс ухмыльнулся и ответил тем же.

— Должно быть, так, мистер Сойер, — подтвердил Сильвер. — Вряд ли кто сюда и смотрит. — Он еще раз обозрел бесполезную активность своей команды. — А теперь, ребята, принимайтесь за настоящую работу, которая не показухи ради и о которой на «Морже» знать ни к чему.

Сильвер всегда склонен был командовать, поручая работу и не мешая ее выполнять. Он научился этому, наблюдая, как руководят людьми Ингленд и Мейсон, но, главным образом, и сам чуял «нутром», что такой стиль дает хорошие результаты. Человеку лучше работается без надсмотрщиков. Надо только правильно людей подбирать. Сильвер знал, что Сарни Сойер добрый боцман, а Израэль Хендс добрый пушкарь.

А что до небольшой ошибки Израэля Хендса с испанской пушкой, ошибки, о которой он не любит вспоминать… Что ж, эта ошибка могла бы и судно спасти… Коли бы до драки дошло. Джон Сильвер думал и об этом. Он вообще много о чем размышлял. А сейчас хотел проверить, все ли толком сделано.

— Мистер боцман, идите первым.

— Есть, капитан.

Следуя за Сойером, Джон Сильвер и Израэль Хендс прошли по палубе, забитой работающими матросами. Люди приветствовали капитана и уступали дорогу весело и дружелюбно — обстоятельство для капитана весьма приятное, особенно если знаешь, что бок о бок с этими людьми придется драться с более сильным судном.

Сойер провел их на нос, где через клюзы проходили два якорных троса — прочные трехпрядные пеньковые тросы, каждый в своем направлении, один в левый борт, другой в правый. Каждый шестидесяти сажен длиной и тянется к кольцу якоря, лежащего на дне.