Вот именно, сука. А сейчас я опять вас слушаю. И еще знаешь что ? Вам меня не найти.

— Ну и придурок, — сказала баба, и ее голос встревожил его, заскрежетал в голове. — К сожалению, праздник окончен, ты, жалкий кусок дерьма. Халявное радио накрылось. Развлекайся в другом месте. Чао-какао!

Раздалось жужжание, скрип, и микрофон отрубился.

Ах ты, жалкий кусок дерьма. Бестолковый, ленивый, вонючий. Да на что ты вообще годишься?Ни на что…

Супергерой содрогнулся, ему захотелось убежать и спрятаться. Как он делал когда-то, услышав этот голос. Голос преследовал его долгие годы, гулко раздавался в мозгу.

Тупица, тупица, тупица… сейчас я тебя кой-чему научу, малыш. И обещаю, уж этого-то ты у меня не забудешь…

Он закипал от гнева.

Он не тупой. Он умный. Это подтвердили тесты на коэффициент интеллекта, а они ведь не лгут, правда? Может, он просто немножко не в себе.

Да ты чокнутый. Бестолковый. Бесполезный.

Он метнулся прочь от стола, уронив стул, и закрыл руками уши, чтобы избавиться от этого шума, от этих обвинений.

— Я не тупой! Нет! — кричал он. Подбородок дрожал.

Ага, сейчас ты заплачешь. Слюнтяй. Давай, заплачь… покажи всем, какая ты глупая девчонка.

— Я не девчонка. Я не глупый! — кричал он, судорожно глотая воздух.

Он врал. Самому себе.

Он ведет себя как дурак. Опять.

Он снова и снова бил себя ладонью по лбу, паричок упал и остался лежать на полу, как маленькая голая собачка.

Он не ожидал, что копы найдут микрофон. Не так быстро, во всяком случае. Никки Жилетт, эта болтливая шлюшка, кому-то рассказала и все испортила. Теперь надо опережать график. Точно. Ускоряться.

Он замедлил дыхание, унял биение сердца и поднялся с грязного пола. Подобрал накладку для волос и повесил ее на крюк. Вместе с другими. Надо сохранять спокойствие, помнить свою задачу и не медлить. Следующая могила уже готовится…

Успокоившись, он снял контактные линзы, которые делали его глаза из светло-голубых темно-карими. Осталось сбрить бородку и приклеить бакенбарды.

Маскировок у него было много. Так он обводил вокруг пальца большинство. Вроде бы никто не запомнил его таким, каков он есть, и это было ему на руку. Хотя он, конечно, тогда был гораздо моложе.

Он открыл альбом и нашел фотографию Никки — она тоже была тогда моложе, начинающая журналистка со свеженьким личиком. Светло-рыжие волосы были длиннее, глаза — яркими и сверкающими. Без страха. Такой дочерью может гордиться любой, даже тот ублюдок-судья.

Но отцы редко гордятся детьми.

Никки Жилетт, родившейся в богатой семье, здоровой и красивой, никогда не приходилось бороться.

— Шлюха, — пробормотал он и захлопнул альбом.

Но ты ведь ждал, что она пойдет в полицию, когда получит письмо, правда ? Все в порядке, спокойно, не теряй головы…

Он полез в карман, вынул платок и вытер пот со лба. Он не может сейчас все потерять. Он уже слишком мною сделал. А предстоит еще больше. Он снова залез в карман и извлек небольшой сотовый телефон. Маленький. Компактный. Раскладушка. Почти сексуальный. Прямо как его обладательница.

— Надеюсь, не ты у нас заделался гребаным болтуном? — Морисетт с безумным видом ворвалась в кабинет Рида. Утро было поздним, но она явно встала не с той ноги.

— Я думал, ты меня лучше знаешь.

— Да ну? — Она захлопнула за собой дверь. — Дело в том, что я ни хрена не знаю. Впрочем, нет. Я знаю, что тебя отстранили от дела, и тем не менее вчера ты был с Никки Жилетт, а если ты не образумишься, нам с тобой надерут задницы — обоим. Так повторяй, и медленно: «Я не болтун».

Он уставился на нее:

— Плохо провела ночь?

— О господи, да. Ты же там был. — Морисетт запустила пальцы в волосы, отчего те еще сильнее встали дыбом. Она оглянулась, чтобы убедиться, что дверь закрыта, положила руки на стол и нагнулась к Риду поближе и понизила голос: — Мы с тобой знаем, что, раз уж ты хочешь быть в курсе этого дела, веди себя потише. Не высовывайся. Может, ты и не прочь рискнуть своей работой, но я-то не хочу. У меня двое детей на шее, Рид, так что не надо меня в это впутывать!

— Так мы ни к чему не придем. Она осеклась.

— Хорошо. Ты прав. Просто я хочу поймать этого ублюдка.

— И я.

— Только давай ты будешь его ловить втихую, а? Или нет, лучше вообще не надо. Предоставь это мне. Мне нужна эта работа, хотя иногда, честно говоря, хочется взять расчет и убежать куда глаза глядят. Сам знаешь, у меня и так забот хватает.

— Как оно, кстати?

— Да зашибись. Барт решил ни гроша нам не платить. Вообще ни копейки, так что мы будем судиться. Хотя это ты уже знаешь. Присцилла говорит, что пожила бы с папой, а сын… ну, есть такие дошкольники, от которых сплошные проблемы. А теперь еще этот еб… э-э-э… гребаное дело Гробокопателя, которое мне надо раскрыть. — Она постучала пальцем по бумаге на краю стола Рида. — Знаешь, такое дело, где одна из жертв крутила роман с моим напарником и забеременела от него… — Видимо, она что-то прочитала в его глазах, потому что заткнулась. — Боже. Мне нужен кофе. Галлона два. Лучше три.

— Ты не хочешь узнать, что я выяснил?

— Ты не участвуешь в расследовании. Не забыл?

— Вчера вечером шериф Джед Болдуин виделся с пацаном, на которого напали в тех лесах, с Прескоттом Джонсом. Болдуин переслал мне по факсу протокол. Ненамного больше, чем у нас есть, но хоть что-то. — Рид запустил через стол три листка бумаги. — И еще я нашел Анжелину, горничную Роберты Питере. Вот адрес. — Он прибавил к первым трем еще один листок. — Еще у меня адреса большинства тех, у кого был доступ к квартире Никки Жилетт, и фамилии людей, чьи адреса она не смогла вспомнить. У некоторых еще и телефоны. — Груда бумаг на столе продолжала расти. — И еще я наконец связался с преподобным Джо. Я оставил сообщение, и он перезвонил. Он был не очень рад, что его потревожили в пять утра — был час медитации или что-то в таком духе, — но когда я продрался через всю эту чушь, то выяснил, что община получала от Роберты Питере какие-то деньги, но та страховала жизнь не в их пользу. Оказалось, что у нее племянница в Шарлотте, в Южной Каролине. Она основная наследница, ей даже переходит кот Максимус. — Он положил еще бумаги на кипу. — Кроме того, я закончил список своих врагов — тех, кому я насолил, и тех, кого я посадил. Первым номером идет Джером Маркс.

— Железное алиби.

— Знаю, но я его все равно включил — вместе с теми, кого я отправил в тюрьму и кто оттуда вышел. Смотри — их как раз двенадцать.

— Что? — Морисетт похолодела.

— Двенадцать человек вышло на свободу с тех пор, как я вернулся в Саванну. — Он указал на составленный список.