Анна — Грета покивала головой:

— Вот почему я поехала с ними. Мне хотелось посмотреть, как проходит погружение.

Симон собирался съязвить, но сдержался. Анна — Грета продолжила:

— И вот спустился, водолаз. В этом было что — то такое… гипнотическое. Он сразу пропал из виду, только шланг для подачи воздуха начал раскручиваться, когда он все глубже погружался в воду. Барабан крутился, крутился, а потом остановился. Как будто водолаз уже оказался на дне. Но такого просто не могло быть, потому что шланг и страховочный канат раскрутились только на семь или восемь метров, а глубина в этом месте была — самое маленькое метров тридцать. Шланг не двигался, и я было подумала, что водолаз опустился на какую — то сваю. И тут…

Анна — Грета взмахнула рукой в воздухе:

— Тут канат начал крутиться снова, но на этот раз быстрее, намного быстрее, чем раньше. Десять метров, пятнадцать, двадцать, двадцать пять. Скорость все возрастала — тридцать, сорок, пятьдесят метров шланга и страховочного конца раскрутились за очень короткое время. Как будто водолаз не опускался под воду, а падал в пропасть. Кто — то попытался ухватиться за страховку, но потерпел неудачу. Барабан раскрутился до конца, шланг оторвался от крепления и упал в море. И больше водолаза никто не видел.

Анна — Грета выпила глоток фанты и откашлялась:

— Вот что тогда было. Вот почему я прошу тебя быть очень осторожным. — Она отодвинула от себя стакан и добавила: — Они, конечно, нашли какое — то разумное объяснение. Сказали, что произошел несчастный случай. Глупо. Тела не нашли.

Симон посмотрел на нее. Анна — Грета аккуратно промакивала салфеткой уголки рта. Она выглядела так, как будто не рассказала только что нечто необыкновенное, а сообщила общеизвестный факт, банальную истину. Что — то вроде «не суй пальцы в розетку, не то убьет».

— Я буду осторожен, — сказал Симон, — я надеюсь, что буду осторожен.

Они отправились на прогулку по Нортелье, во время которой говорили о том, как они станут жить после свадьбы. Вернее, они не то чтобы строили планы, скорее, просто шутили. Они с самого начала решили, что все будет так, как раньше, и жить они будут по — прежнему в своих собственных отдельных домах. Они оба не хотели никаких перемен.

Ни о каком медовом месяце они, разумеется, не говорили, решив обойтись путешествием на пароме в Финляндию. Обоим это казалось превосходной идеей — немного повеселиться и потанцевать.

В пять часов они сели на автобус до Нотена, а в шесть уже были на борту парома, направлявшегося на Думаре. Симон смотрел на темное море и думал о том, что ничего не изменилось. Он смотрел в глубину, в бесконечную, бездонную глубину. Что там, в той глубине? Есть ли там иная, недоступная нам жизнь? Знает ли кто — нибудь, что там на самом деле?

Бездна, и ничего больше.

Какое пустынное пространство воды между Думаре и Нотеном, которое сейчас, в темноте, кажется лишь волнующейся поверхностью.

Симон представил себе, как они поднимаются на паром «Симфония», идущий в Финляндию. Сотни кабин, палуба с магазинами с обеих сторон. Десять этажей безопасного комфорта от носа до кормы.

Он посмотрел в сторону моря. По его спине пробежала дрожь, и он положил руку на плечо Анне — Грете. Паром уже причаливал к Думаре.

На причале стояли люди. Те же самые люди, которые тогда заседали в доме собраний, не было только Торы Остерберг и Хольгера.

Карл — Эрик тоже отсутствовал.

Тора не смогла прийти, оттого что была занята своими делами, а Хольгер сидел и сторожил Карла — Эрика.

— Чтобы он не сломал еще какой — нибудь дом, который, как он считает, надо уничтожить, — пояснил Йохан Лундберг.

Лассе отправили в больницу Нортелье, чтобы наложить швы на его раны, но он отказался оставаться там хоть на секунду больше, чем было надо. Когда он вернулся домой, его жена Лина начала вести себя как — то странно. Обычно она бывала вежливой, дружелюбной и уступчивой. Теперь она так и шипела от злости. Мужу она позволила войти в дом, но больше внимания на него не обращала. Его провожатых она даже не сочла нужным пригласить на чашку кофе.

Все ждали Анну — Грету. Она взяла Симона за руку и вопросительно посмотрела на него, а он успокаивающе пожал ей локоть и сказал, что пойдет посмотрит, как там Андерс.

Отойдя на несколько шагов, он почувствовал угрызения совести. Он оставил ее одну, с этими людьми, которые окружили ее как стая ворон. А может, это и не угрызения совести вовсе, думал он, шагая к Смекету. Может, это просто ревность?

Она моя! Она моя!

В Смекете было тихо и темно, но когда Симон зашел на кухню, то заметил, что из двери спальни пробивается тонкий лучик света. Он открыл дверь и увидел, что Андерс спит в кровати Майи. Симон посмотрел на него, потом вышел, тихонько закрыл за собой дверь и вернулся на кухню.

Он зажег лампу, достал ручку и бумагу и написал Андерсу приглашение на свадьбу. Уже собираясь выходить, он увидел узор из бусинок на столе. Подумав, он сделал приписку на бумаге и пошел к Анне — Грете.

Она уже была дома. Особо говорить оказалось не о чем. Тот план, который казался ей самым разумным, поселяне привели в действие и без нее. Было решено просто понаблюдать за поведением Лассе и Карла — Эрика и пока ничего не предпринимать. Симон снял ботинки и начал массировать ноги, уставшие от долгой ходьбы в Нортелье.

— Мне жаль, что пришлось тебя оставить одного, — сказала Анна — Грета виновато, — но им требовалась помощь и…

— Ничего, — перебил ее Симон и сел на стул. — Ты рассказала им про Элин?

— Конечно нет. С какой стаги?

— Извини.

Анна — Грета положила ноги на колени Симона.

— Знаешь, я кое — чего не понимаю, — сказала Анна — Грета и пошевелила пальцами ног. — Элин. Андерс. Карл — Эрик. Лассе. Лина. Почему именно они оказались во все это замешанными?

— В мире много того, чего я не понимаю. Этого я тоже не могу понять, — отозвался Симон.

Игра в прятки

Когда Андерс, проснувшись, бросил взгляд на будильник, он не поверил своим глазам. Стрелки показывали без двадцати семь. Судя по свету из окна, было утро, а не вечер. Он спал едва ли четверть часа, хотя сильно устал.

Он перевернулся на спину. Странно, но он чувствовал себя совершенно отдохнувшим. Тело было мягким и расслабленным, голова ясной.

Стоп.

Вполне могло быть, что он проспал целый день. Сегодня суббота! Он закрыл глаза. Потому он так и выспался, что проспал двадцать четыре часа. С четвертью.

Или сорок восемь. Или семьдесят два.

Ему ужасно хотелось в туалет, мочевой пузырь был переполнен. Но вставать было лень, было так хорошо лежать в постели и чувствовать себя свежим и отдохнувшим. Ведь такой спокойной ночи не было с тех самых пор, как он вернулся на Думаре. Андерс подтянул колени к груди и повернулся к стене, где наткнулся на старого знакомого.