Больше всего я любила проводить время в общей спальне. Раньше, до того как я попала в храм Лилии, я всегда спала одна, здесь же у меня появились соседки: другие претендентки ордена Клинков. Спали мы на циновках, покрытых толстыми соломенными тюфяками. Моей соседкой была Самма. Сначала она вполголоса знакомила меня со здешними порядками и обычаями, но вскоре по ночам я стала жаждать ее объятий.

Мы с ней не сразу стали любовницами, как некоторые девушки постарше. Так, Яппа и Райнаи сплетались в объятиях в лучах лунного света, проникавших в нашу спальню из единственного высокого окна, и, не обращая ни на кого внимания, страстно стонали. Мы с Саммой частенько наблюдали за ними; вскоре нам надоедало смотреть; мы тихо хихикали и, наконец, засыпали.

Все претендентки, даже не питавшие друг к другу страсти, были близки. Мы лечили друг другу синяки и раны, зашивали халаты и по очереди ухаживали за больными, если у кого-то начиналась лихорадка, месячные или грипп. Я помнила, как обозвал меня Маленький Карин — тигром из клетки. Поэтому я старалась чаще смеяться, не обижаться и сначала думать, а потом говорить. Остальные претендентки прожили вместе всю свою жизнь, а я не привыкла к обществу других людей, кроме госпожи Тирей.

В ночные часы гнев, теплящийся внутри меня, слегка менялся. Нет, я никогда не остывала и никогда ничего не забывала. Но если раньше гнев хлестал во мне водопадом, то в первые годы в храме он превратился в глубокое озеро, тихо плещущее на дне глубокого колодца. Я знала, что рано или поздно озеро выйдет из берегов, и все же мною владело умиротворение, которого я раньше не знала, если не считать нескольких мгновений на борту «Южной беглянки», когда я только сбежала из Медных Холмов.

Даже страх почти прошел в ту ночь, когда Самма впервые поцеловала меня в губы. Наши руки сплелись, и я растаяла от нежности.

По крайней мере, на какое-то время гнев отступил.

Матушка Вишта учила нас, как она говорила, «тайной работе». Она очень хвалила меня за умение лазать, падать и двигаться почти в кромешной тьме.

— Клинки делают многое, — сказала она мне однажды ночью на крыше пустого склада в порту после того, как мы вдвоем перелезли через внешнюю стену. — Некоторые из них расхаживают с важным видом по городу, обнажив кинжалы. Однако многим приходится работать тайно.

— Чем занимаются Клинки? Незаметно проникают в чужие дома?

— Не совсем. Обычно мы проникаем в деловые учреждения. Мы не воры. — Матушка Вишта презрительно фыркнула. — Ты удивишься, когда узнаешь, как часто от нас утаивают важные записи. Иногда приходится добывать такие записи, счетные книги и тому подобное. Клинки лучше будут выполнять свою работу, если разъяснить им цель задания.

— Да, наверное, так меньше риск наделать ошибок.

— О да. Ты великолепно лазаешь по стенам и крышам! Если учесть еще твое… не совсем обычное, скажем так, лицо, я почти не сомневаюсь, что тебе скоро будут поручать тайные задания. Потом я покажу тебе наши приюты; в них можно отсидеться или найти помощь, если попадешь в беду. При свете дня ты слишком бросаешься в глаза. Передвигаться по улицам города безбоязненно ты сумеешь только по ночам.

— Или под маской, — ответила я.

— Или под маской. Хотя ходить в маске унизительно для настоящих Клинков.

Я только хмыкнула.

Она подошла ко мне ближе.

— Мне говорили, что ты омыта кровью.

— Что такое «омыта кровью»?

— Ты лишила жизни человека.

— Двоих, — сухо ответила я. Я давно уже решила никому не рассказывать о своей роли в падении Правителя Медных Холмов — ни здесь, ни где бы то ни было.

— Иногда те, кто занимаются тайной работой, вынуждены без лишнего шума лишать человека жизни.

— Они убивают по ночам? Ночные убийцы?

Матушка Вишта сделала вид, что мои слова ее не задели.

— Они убивают только при необходимости.

— Я… однажды я убила от отчаяния. А однажды — защищаясь. — Ну а Правитель был мертв еще до того, как я к нему прикоснулась.

— Зелёная, — негромко сказала матушка Вишта, — сейчас ты еще совсем девочка. Тебе всего тринадцать лет. Немногие взрослые мужчины способны вынести то, что вынесла ты!

— Я сама во всем виновата… я и мои наставницы. — Неожиданно я поняла, что в самом деле так думаю. Каким бы извращенным ни было мое воспитание, наставницы в доме Управляющего учили меня — каждая по-своему.

— В том, что ты выполнила работу богини, нет позора. У нас в Калимпуре Право смерти отдано на откуп именно Клинкам. Право смерти — право богини. И наше право!

Гнев скопился во мне, как тучи, что заволакивают солнце.

— Значит, мне придется влезть в окно к какому-нибудь лавочнику и заколоть его кинжалом прямо за прилавком?

— Может быть, и так. Если тот человек убил своего брата, чтобы прибрать к рукам семейное предприятие, а потом отказался отвечать за свое преступление перед членами своей гильдии и двора.

Я понимала смысл ее слов. По калимпурским меркам Клинки осуществляли правосудие. Тот, кто убивал, не имея на то права, обязан был ответить за свои действия. Те, кто пытались замести за собой следы, тоже не оставались безнаказанными. Всех настигали Лилейные Клинки.

У Клинков имелись и другие обязанности. Какие-то из них не были связаны со своеобразным калимпурским отправлением правосудия. Бывало, Клинки напоминали должникам о долге, о праве выдать наследство. Иногда требовалось забрать фамильные драгоценности и сокровища из одной запертой комнаты и перенести в другую, ставить на место тех, кто слишком возомнил о себе.

«Преступника нужно судить…»

— Пойми, — продолжала матушка Вишта. — Клинки ничего не решают. Они только действуют. Возможно, ты не знаешь, плох тот или иной человек или хорош и за что его надо убить. Перед тобой улыбающееся лицо, отец, который держит свое дитя. И ты невольно думаешь: «Вот чего я лишилась. Как же я отниму у ребенка отца?» Лилейные Клинки не случайно несут такую ответственность перед всеми дворами Калимпуры. Мужчины не способны на время забыть о своем сердце, а у женщин это получается. Если пойдешь нашим путем, ты станешь рукой богини и сердце твое будет принадлежать ей.

Тут я снова почувствовала завихрение в воздухе. Волосы у меня поднялись дыбом, как будто кто-то перебирал их пальцами. В голове зашелестели непонятные слова — я не понимала, означают они прощение или проклятие. А может, и то и другое вместе?

Едва матушка Вишта упомянула о детях, я сразу представила себе свое будущее. Сама еще почти ребенок, я дала себе слово, что положу конец краже младенцев у родителей. Преступники больше не будут отнимать детей у родителей! И вот я очутилась в Калимпуре, где многие уличные дети были чьими-то рабами или учениками — они кому-то принадлежали. У меня на родине продажа собственного ребенка не считалась преступлением. Многие родители продавали детей, потому что их нечем было кормить — или по непонятным причинам.