Старик отмахнулся:

— Нельзя так сравнивать, если так превозносить меня, то Тэнгри рассердится. Те трое, о ком ты сказал, — совершенномудрые, святые у монголов. Они как начали вести войну, так и покорили семь-восемь стран, около двадцати городов, сто тысяч войска. Если бы не они, то великая монгольская степь уже давно была бы освоена другими, а я только старый невольник, как можно с ними сравнивать.

Время близилось к полудню, а Бату ещё не вернулся, все уже собирались возвращаться в лагерь. В это время появился всадник с северо-западной стороны и очень быстро подскакал к народу, чабан Бухэ, запыхавшись, крикнул Улицзи и Баошуньгую:

— Бату просит вас срочно бежать к нему, вы ещё утром окружили много волков, но большая часть перед рассветом ускользнула из окружения, и они спрятались в камышовых зарослях на северо-западе от горы!

Билиг взглянул на него и спросил:

— Неужели так много?

Бухэ, превозмогая волнение, объяснил:

— Мы с Бату долго искали в камышах, на снегу много волчьих следов, все свежие. Бату не сомневается, что там более двадцати волков и тот белый волк как будто тоже среди них, а ведь именно он организовал убийство лошадей. Бату сказал, что нельзя не схватить его.

— Люди и лошади голодные, ночь и полдня ничего не ели, среди собак тоже много раненых. Те заросли камыша, я знаю, слишком большие, площадь несколько тысяч му[35], и мы с таким малым количеством народа вряд ли сможем окружить их, я думаю, что на сегодня достаточно, — обратился Улицзи к Баошуньгую.

Баошуньгуй с сомнением посмотрел на Билига и сказал:

— Некоторые приезжие сюда семьи и молодые интеллигенты сказали мне, что ты поддерживаешь волков, так ты в этот раз разве не специально привёл волков в эту засаду? С помощью этих людей и собак, которых мы взяли, нужно обязательно окружить и уничтожить стаю!

Улицзи стал лавировать:

— Как ты сказал, это будет не очень удобно. Волков, Которых мы окружили сегодня утром, не много и не мало, то есть как раз мы слепили один большой пельмень, а если волков будет больше, то оболочка пельменя наверняка лопнет.

Баошуньгуй мрачно сказал Билигу:

— Я думаю, что ты наверняка нарочно подогнал ко мне этих волков.

— Окружить волков, — это не то что выловить лапшу! Сейчас уже темнеет, да и расстояние между людьми при окружении будет слишком большое, разве можно не упустить некоторых волков? Если ты сейчас возьмёшь отряд для окружения волков, то, вероятнее всего, даже ни одного не поймаешь, — ответил Билиг.

Лицо Баошуньгуя из тёмно-зелёного превратилось в бело-красное, потом в фиолетовое. Он ударил кнутовищем по своей ладони и закричал:

— Хотя людей, лошадей и собак недостаточно, но разве у нас нет азарта?! Неважно как, но в этот раз волки объявились в зарослях камыша, и я не могу упустить их, сведения о противнике — это состояние войск, этим боем я буду лично руководить!

Баошуньгуй поскакал на возвышенность и объявил всем присутствующим:

— Товарищи, на северо-западе в зарослях камыша обнаружилась ещё одна стая волков. Разве мы можем, пока нас ещё немало, упустить волчьи шкуры? Молодые интеллигенты, разве вы не роптали на руководство, что они не позволяют вам быть в первой линии окружения? В этот раз я разрешу всем вам быть в первых рядах. Товарищи, мы должны не бояться усталости, продолжать поддерживать свой боевой дух, полностью истребить этих волков!

Среди людей нашлось несколько молодых интеллигентов и несколько охотников, которые были готовы действовать.

Баошуньгуй громко сказал:

— Сейчас оглашаю мой план, здесь не надо затрачивать слишком много сил. Все окружаем камыш, потом поджигаем его, волки от огня выбегут, а мы будем их стрелять, не жалейте патронов.

Скотоводы и охотники как услышали, что надо поджигать камыш, все подпрыгнули от испуга. В степи поджог — это табу, страшный запрет. Охотники, кроме того, что они разводят небольшие костры для копчения, никогда не разжигают огонь на больших площадях. Все начали всячески обсуждать это.

— Жечь степь — это нарушать закон Неба, это значит — коптить лицо Тэнгри, разве сможет Тэнгри после этого порадовать людей? Заразите чёрным, испортите воду в реке, божество после этого разве сможет каждый год давать пить людям и скоту? Шаманы и ламы не разрешают разжигать в степи огонь. Раньше монгольские ханы велели казнить тех, кто это делал, да ещё всю семью нарушителя. Сейчас политика государства тоже не позволяет жечь степь, — сказал Балиг.

Гасымай от ярости раскраснелась:

— Огонь, огонь — это погибель степи! Обычно детям надирают задницу за игру с огнём, и это правильно, а тут взрослые пришли с этими играми. Если потом дети будут играть с огнём в степи, а потом скажут, что научились у военного представителя Баошуньгуя, ты будешь за это нести ответственность?

— В древности только китайцы со своими войсками поджигали монгольскую степь, это самый сильный и гадкий приём. Ну а сейчас, раз даже китайцы не смеют, то как же монголы могут поджигать степь? Товарищ Бао, ты всё же монгол или нет? — прокричал Ланьмучжабу.

— Сейчас ещё лежит снег, и сезон пожаров ещё не настал. Однако если разжечь огонь в степи, то потом потушить будет трудно. К тому же, если подпалить, то шерсть волков тоже сгорит, и тогда их шкуры не будут иметь никакой ценности, — сказал Сан Цзе.

Шацылэн грустно вздохнул:

— Если огнём палить волков, то будет очень большой ущерб. Земля вся сгорит, да ещё там будут трупы волков, что с ней потом делать? Степь будет вонять до невозможности, потом ещё пойдёт эпидемия, будут умирать люди. Если истребим всех волков, то разведутся мыши и дикие зайцы, как в пустыне.

— Мы, три чабана, пасём лошадей и сейчас вышли на охоту на волков, а лошади по-прежнему в горах пасутся уже целый день и ночь. Чтобы волки снова не напали на лошадей, нам надо идти обратно, к лошадям. А если что случится, то я ответственный, — твёрдо сказал Чжан Цзиюань.

Баошуньгуй закричал:

— Тихо! Тихо! Никому не уходить! Мы боремся с волками как с вредителями народного имущества. Нападение — это лучшая защита, только если полностью истребим волков, волки забудут к нам дорогу. Мы бьём их не только для того, чтобы получить шкуры, даже мёртвый волк с сожжённой шерстью — это трофей. Я хочу соорудить ещё одну гору из волчьих трупов и сделать несколько фотографий, чтобы руководители посмотрели на наши великие боевые успехи! Кто не подчинится приказу, того я отправлю на перевоспитание! Все выходим!

Ланьмучжабу вытаращил глаза и завыл, как волк:

— Делай что хочешь, но я не пойду! Мне надо гнать назад лошадей!

Несколько табунщиков тоже закричали:

— Возвращаемся! Возвращаемся!

Баошуньгуй яростно стегнул по воздуху кнутом и заревел: