я уверенно продолжаю: — Ни в сизо, ни за его пределами, когда тебя освободят. Через три недели я буду чужой женой.

Смолов с такой силой сжимает телефонную трубку, что она сейчас треснет прямо у него в руке. Внешне хоть я и держусь твердо, а внутри растоптана и уничтожена. Нет желания жить. Зачем, если у меня больше не будет Вити и нашего малыша?

— Если ты сделаешь это, — бормочет убитым голосом. — Если ты сделаешь аборт и выйдешь замуж за Марата, я никогда тебе это не прощу, Даша.

Последние слова — нож в сердце. Понимаю: именно так и будет. Витя никогда меня не простит.

И ведь я тоже никогда себя не прощу…

— И это к лучшему, — нахожу в себе силы сказать жестокую правду. — Значит, ты не будешь искать со мной встречи. Прощай, Витя.

— Нет, Даша, стой!

Смолов кричит что-то еще, но я его уже не слышу, потому что повесила трубку и спрыгнула со стула. Уходя, лишь успеваю заметить, как к Вите бросаются тюремные надзиратели, когда он пытается разбить окно.

Я не помню, как выхожу из сизо, как сажусь в машину к Эмме Фридриховне и охраннику. Не помню, как меня везут в клинику. Ничего не помню. Какой-то белый лист в голове. И только слова Вити на повторе: «Если ты сделаешь аборт и выйдешь замуж за Марата, я никогда тебе это не прощу, Даша».

«Я никогда тебе это не прощу»…

«Я никогда тебе это не прощу»…

И я себе тоже не прощу…

Возможность связно мыслить появляется только у двери в кабинет врача. Сердце бьется на тысячи осколков, душа наизнанку выворачивается, когда понимаю: вот сейчас все случится, сейчас я убью своего ребенка.

— Я с тобой не пойду, — врезается в сознание голос Эммы Фридриховны. — Разговаривай с врачом сама.

Растерянно на нее гляжу. А о чем мне с врачом разговаривать? Он же должен быть предупреждён и проплачен отчимом? Не успеваю задать вопросы, потому что немка распахивает дверь кабинета и подталкивает меня внутрь.

Глава 55. Согласны ли вы?

Полтора месяца спустя

— Затяни корсет потуже, — прошу Полину.

— Ты не сможешь дышать.

— Смогу. Затяни.

Подруга послушно выполняет просьбу, но все же затягивает не так сильно, как я хотела бы. Ладно. А то ведь и вправду не смогу дышать.

— Ты очень красивая, — грустно улыбается, оглядывая меня с головы до ног.

— Спасибо.

Со страхом поворачиваюсь к зеркалу и вижу действительно красивую невесту в роскошном белом платье. Ткань подвенечного наряда расшита пайетками и настоящим жемчугом. Шлейф не длинный, но красиво тянется сзади. Волосы закручены кудрями и собраны в прическу. В нее вставлен золотой гребешок с сапфирами, из которого идет фата. На лице не осталось ни синяков, ни ссадин. Аккуратный макияж подчеркивает глаза и скулы.

Моя свадьба сегодня. Задержалась на три недели, потому что Марат не успел поправиться к первоначальной дате. К слову, не так уж и сильно его избил Витя, как показалось сначала. Всего-то два ребра ему сломал и нос. Мой жених месяц полежал в больнице под пристальным наблюдением лучших врачей, и теперь по нему даже и не скажешь, что он был похож на отбивную. Только горбинка на носу выдаёт, что он был сломан.

— Все будет хорошо, — Полина сжимает мою ладонь.

Видно, что хочет как-то меня поддержать, но не находит правильных слов. Да и что тут сказать? Я лишь желаю, чтобы сегодняшний день поскорее закончился и наступил завтрашний — когда Марат заберет заявление и уголовное дело против Вити будет прекращено.

Я благодарна Полине, что несмотря на близкую дружбу Стаса и Вити, она согласилась быть моей подружкой невесты на свадьбе. Хотя знаю, что Стас был против. Он и сам не отказался бы набить Марату морду из-за того, что произошло со Смоловым. Полина, кстати, отказалась от работы во Франции и осталась в Москве со Стасом. Сейчас переезжает к нему. На следующее лето у них запланирована свадьба.

— Ну что? — в комнату бесцеремонно врывается отец.

— Я готова, — бесцветно отвечаю.

Окидывает меня холодным придирчивым взглядом. Изучающе проходится с головы до ног. Удовлетворившись, кивает. Полина тактично ретируется, оставляя меня наедине с моим детским кошмаром.

— Без фокусов, Дарья, ты поняла меня? — цедит с металлом в голосе.

— Да.

Мертвой хваткой вцепляется в мое предплечье и буквально волочит меня на выход из спальни. Как будто я сама добровольно откажусь идти. На выходе из дома Эмма Фридриховна подает мне полушубок из лебединого пуха. Середина октября — уже холодно. Встречаемся с немкой взглядами, и обе сразу отворачиваемся.

— Удачи, — тихо говорит.

— Спасибо.

На выходе из дома меня встречают пронизывающий ветер и хмурое небо. Должно быть, сегодня пойдет дождь. В душе у меня точно такое же настроение, как и погода. Мои друзья — одноклассники и однокурсники — смеясь, распивают во дворе шампанское. При виде меня взрываются свистом и аплодисментами, кричат комплименты. Самое время натянуть на лицо маску счастливой невесты.

По дороге в загс наш лимузин собирает все пробки. Отец заметно нервничает. Боится, что свадьба не состоится. Я тоже боюсь, что мы опоздаем в загс, и Витю не выпустят. Друзья не устают поднимать по дороге тосты, чем сильно меня нервируют. Уже лицо сводит от натянутой улыбки. Только Полина понимает меня и в знак поддержки крепко сжимает мою ладонь.

— Расслабься, — шепчет на ухо. — Ты слишком напряжена.

Я пять лет ждала этот день, а когда он настал, чувствую себя внутри мертвой. Пожалуй, сегодня не моя свадьба. Сегодня мои похороны. Они затянулись на полтора месяца, ведь умерла я в тот день, когда рассталась с Витей в сизо.

Я не контактировала с ним с тех пор. Полтора месяца жила под строгим наблюдением отца, Эммы Фридриховны и охраны. Мне разрешалось выезжать исключительно к Керимовым и по свадебным делам. Только с Полиной разрешили один раз поговорить, когда я уточняла у нее, будет ли она моей подружкой невесты.

Римма Айдаровна со мной холодна. Мы не обсуждали произошедшее с Маратом, так что не знаю, что ей известно. Сказал ли жених семье правду? Если честно, не думаю. Тогда Римма Айдаровна выступила бы против нашего брака. Скорее всего будущая свекровь что-то подозревает, поэтому и улыбается мне сквозь зубы. Но