Едва он убыл, Марина Андреевна заметалась по комнате. Как некогда и Сергей Мещерский, она паковала дорожную сумку с одним лишь лихорадочным желанием – уехать, уехать, наконец-то уехать отсюда. Мысль, что можно вот так просто после ночи войны оставить поле семейной битвы, бросить его – мужа, не причинив ему вреда, не давала Марине Андреевне покоя. Собрав вещи, она заперла дом, положила ключи под резиновый коврик у двери и села в машину. Машина – «Шкода Окставия» – принадлежала Илье Ильичу, но это ее не остановило. Она вырулила со двора и на большой скорости погнала к дороге – прочь из города, в Москву, в Москву, в Москву!

Марина Андреевна была так занята своим побегом из-под супружеского крова, что поначалу даже не смотрела по сторонам. А между тем погодные дорожные условия благоприятностью не отличались. Как это и бывало прежде, со стороны Колокшинского водохранилища надвигался густой туман. Так осень давала знать о своем приходе в августе – почти в зените лета. Дорога, как в пролитое молоко, погружалась в белесую мглу, и вот уже не различить ни поворота впереди, ни дорожного знака, ни холмов, ни леса, ни стогов сена на поле.

Марина Андреевна сбавила скорость и тут внезапно вспомнила о сыне. Как же это она убегает в Москву? Ведь ее сын через неделю возвращается из лагеря. Скольких трудов стоило отправить его туда, достав через городскую администрацию и через мэра Шубина льготную путевку в этот оздоровительный образовательный лагерь. И вот сын возвращается. А она – мать – бежит. Позорно бросает его. Бросает? Но она бросает мужа, с которым не может более находиться под одной крышей, иначе быть большой непоправимой беде.

А как же ее мальчик, ее сын? Что будет с ним? Марина Андреевна еще сбавила скорость. И сделала это вовремя. Впереди на дорогу перед самой ее машиной вынырнула какая-то тень. Она двигалась наперерез, явно стремясь поскорее пересечь дорогу и скрыться в лесу, который из-за тумана был уже неразличим. Если бы скорость автомобиля оставалась прежней, то Марина Андреевна непременно сбила бы это создание – это был явно не человек, какое-то животное, но в тумане было не разобрать точно.

Марина Андреевна нажала на тормоз, и машина остановилась. Она вглядывалась во мглу. Что это было? Ведь она едва не сшибла это существо. Кажется, похоже на собаку…

Кругом царила тишина. Марина Андреевна снова подумала о сыне – как же теперь быть с ним? Снова включила зажигание. Мотор затарахтел, чихнул и заглох. Она попыталась завести снова – не заводится. Еще раз – опять не заводится. Она взялась за ручку двери, намереваясь вылезти – посмотреть, что же не так с этой чертовой машиной. Но…

Легкий шорох со стороны капота. И вот он уже справа у передней двери. Словно чьи-то крадущиеся шаги. Осторожные шаги… Шорох…

Марина Андреевна отдернула руку, точно пластиковая ручка обожгла ее. За окнами машины клубилась непроглядная муть. Марина Андреевна сунулась вперед к ветровому стеклу. Что же там такое? Нечто перебежало дорогу, и она едва не сшибла это. А потом это вернулось из леса?

Шорох послышался снова – перед капотом. Или это лишь почудилось Марине Андреевне? Растревоженные ночным скандалом нервы ее напряглись до предела. Машина застыла посреди пустой проселочной дороги, и кругом ничего не было видно, точно снова наступил «конец света». Только в этом уже не была виновна жалкая провинциальная электроподстанция.

Что-то мягко проскребло по бамперу. Марина Андреевна вжалась в спинку сиденья. Справа от нее была ее дорожная сумка. А прямо перед ней – лобовое стекло. И каждую секунду она боялась увидеть в нем то, что так внезапно и так смертельно напугало ее.

И тут сзади послышался шум мощного мотора. Черный автомобиль вынырнул из молочной завесы и остановился рядом. Марина Андреевна рванула дверь и, заикаясь, прокричала:

– У меня машина сломалась, вы не поможете? Я заплачу, только помогите!

– Сейчас посмотрим, что там с вашей тачкой, – раздался из тумана из авто (а это был черный «БМВ») мужской голос.

Перед Мариной Андреевной возник Герман Либлинг. Как и там, с Кирой в парке, встреча эта произошла вроде бы совершенно случайно – по крайней мере, Марина Андреевна потом, позже, всегда так считала. Встреча была случайной. А туман был все так же густ и непрогляден. Но вот то, что перебегало дорогу, а потом вернулось из леса, исчезло, пропало бесследно. Да и было ли вообще?

Тень скользящая…

Явно не человек…

Скорее что-то похожее на крупную собаку…

Но в отличие от Киры Марина Андреевна, увидев перед собой Германа Либлинга, не почувствовала облегчения. Жгучая тревога ужалила ее и без того неспокойное, травмированное переживаниями сердце. Германа на ее глазах забрали в прокуратуру, потом отпустили. То, что кричал про шантаж ее муж, то, о чем шептались и в открытую говорили в городе – на почте, в Сбербанке, во всех магазинах и на всех углах, живо вспомнилось Марине Андреевне. Но пик, пароксизм безотчетного страха уже миновал, она взяла себя в руки.

– Сейчас посмотрим, что с вашей машиной, – сказал Герман, подходя к ней. – Это вы? Не ожидал встретить вас здесь.

– Со мной все в порядке. Вы можете ехать. – Марина Андреевна и не замечала, что говорит и ведет себя крайне непоследовательно.

– Значит, помощь не нужна?

– Нет, благодарю.

– Вообще или только моя?

– Вообще… Вас же забрали в прокуратуру тогда…

– Меня забрали. И что? А вы жена прокурора, и зовут вас Марина. – Герман наклонил голову, словно рассматривая ее, как рассматривают в музее картину, а может, в квартале красных фонарей – девку на съем, выставляющую себя в витрине.

– Вас забрали в связи с убийством… Про вас в городе говорят, что… Было ведь еще убийство девушки в парке, и вы… это же вы… Не подходите ко мне!

Герман шагнул и рывком открыл капот прокурорской «Шкоды».

– Сядьте за руль и попробуйте снова завести, – сказал он.

Марина Андреевна не двинулась.

– Я никого не убивал, – сказал Герман Либлинг. – Тут у вас провода замкнуло. Инструменты найдутся какие-нибудь в багажнике, а?

Марина Андреевна не знала, что ей делать. Кричать? Но дорога пуста. И он не нападал, не резал, не насиловал, он копался в ее моторе.

– Багажник откройте, я посмотрю.

И она на негнущихся ногах пошла и открыла багажник. Он подошел.

– Отвертка сгодится… Вы совсем не похожи на жену прокурора. – Он смотрел на нее с высоты своего роста. – Поверите вы мне или нет – я никого не убивал.

– Но вас же забрали, и тогда, давно, тоже… В городе говорят – вас хотели судить за убийство, я сама слышала – все это твердят, все в один голос, весь город.

– Я никого не убивал, – повторил Герман. – Я четыре месяца сидел, пока шло следствие. Мой следователь был садист.