Однажды он уже это попробовал. Со своей Последней Любовницей…

3

Его Последняя Любовница пришла в их компанию тихой и незаметной девчушкой-второкурсницей. Разумеется, она была отличницей – все его подружки обязательно хорошо учились, были развиты и умны.

Кайф общения с ними как раз и состоял в преодолении противоречия между тем, что условно – в юном-то создании! – можно посчитать умом (сознательное начало), и тем, что, конечно, тоже весьма условно можно бы назвать похотью (начало подсознательное). С одной стороны понимание, что нельзя есть много мучного и сладкого, с другой – непреодолимая тяга к пирожным и шоколаду.

Соблазн тут приводит к пресыщению, которое сразу заставляет «поумнеть», и начинаются угрызения, раскаяния и осуждения собственной слабости – до той поры, пока снова не захочется сладкого…

В «коллекции» Рыжюкаса была девушка Сашенька, хрестоматийный, просто литературно-медицинский тому пример, у которой раскаяния и самоосуждения продолжались ровно три дня, после чего они сменялись взрывом безудержной похоти.

Все дело в том, что от сексуальных желаний у Сашеньки наливались и разбухали груди, причем так, что она не могла найти себе места, а отпускало ее лишь после того, как она согрешит, причем в любой форме, включая тривиальный минет. Тут ее очаровательные перси разом обмякали, и начинались угрызения совести, моральные терзания, абсолютный кошмар, в котором она доставала всех подруг: «Вы дряни и развратницы, а я вам не чета: я завязала, переписываю конспекты, читаю Кафку и Сенеку, а из дому больше не выхожу…» Через трое суток груди у нее снова вздымались, как на дрожжах, и она начинала вожделенно метаться, пока кому-нибудь не отдавалась, тут уж хоть в лифте.

Из-за этого у нее были сложности с ее мальчиком, с которым она крутила невинную школьную любовь, не заходившую дальше поцелуев, что периодически – в моменты бесстыдно не управляемого Сашенькой набухания – становилось для несчастной девушки совсем невыносимым.

Вполне «системный» выход (естественно, не без помощи Рыжюкаса) придумался: в пиковые дни она целовалась с мальчиком исключительно в подъезде у своего наставника, а когда совсем заводилась, выскальзывала из объятий, уносясь «к подруге за конспектом». С Рыжюкасом, охотно исполнявшим роль подруги, она быстренько успокаивалась, после чего возвращалась к невинному продолжению романа с ничего не подозревавшим юнцом.

4

Последняя Любовница, как и Сашенька, «шоколад и пирожные» любила и вкушала их со здоровым аппетитом, но в отличие от Сашеньки (да и вообще исключительный случай), с собой на сей счет не конфликтовала. Ее сознательное начало ни к каким терзаниям не побуждало, зато отлично справлялось с задачей успокоить себя сразу после: «Кушай, девочка, этот шоколад. И помни, что насытилась ты им совсем не надолго. Поэтому шоколадку далеко не откладывай, а попридержи при себе».

С нею Рыжюкас и совершил, можно сказать, заключительное открытие для своей Системы. В пору, когда азарт первооткрывателя его уже давно отпустил, и казалось, что в сексе не может быть ничего нового.

5

Началось с сеансов массажа, который Рыжюкасу делала приходящая массажистка Катя.

К сексу эти сеансы не имели никакого отношения, и не имели бы никогда, если бы ревнивый Катин муж, который развозил ее по вызовам, не поджидал супругу в машине. Его незримое присутствие и подстегнуло развитие сюжета.

У Кати никогда ничего ни с кем, кроме мужа, не было, массаж она делала строго профессионально, не допуская вольностей. И как девушка краснела, когда Рыжюкас нарочно раздевался догола, и уж совсем смущалась, когда он стал требовать, чтобы, массируя, она не обходила запретные места, что будто бы мешает ей снимать у него напряжение и нервирует его, как, впрочем, и этот ревнивый козел в машине у подъезда.

На третий сеанс она приехала без мужа, и они продвинулись к запретному настолько, что в следующий раз Катя смущенно позвонила ему сама. Они играли, забираясь в вольностях все дальше, но при этом она оставалась лишь тонкой и очень умелой массажисткой. И даже однажды, застав Рыжюкаса (это он подстроил) кувыркающимся с подружками, она, хоть и не ушла, но к их оргии не присоединилась. Зато подружки к ней пристроились и стали старательно учиться делать массаж.

Они занялись Рыжюкасом вчетвером… Восемь любовно массирующих рук – такое и истукана может вознести, но это вовсе никакой не секс: все было пусть и вполне фривольно, но возвышенно и поэтично. «На перламутровый челнок нанизывая шелка нити, о, пальцы тонкие, начните очаровательный урок…».

Их руки встречаются в запретных местах, крыша у него плывет и едет, розовый туман застит свет. Одна пара рук начнет, другая мастерски подхватит, третья ведет к финалу, а есть ведь еще и груди, и змеиные языки, и губы, влажные и прохладные, как георгины в росе, и самые запретные, сладостные места… Полный массаж, как возвышенная молитва – за час и двадцать минут остановившегося времени.

6

Неожиданно его Последняя Любовница – тогда она была просто младшей в команде – превзошла и своих подружек, и даже профессионалку Катю, проявив и необходимую силу пальцев, и талант, и чуткость, и тонкое умение, неожиданное у новичка. Как и всякая отличница, она уже назавтра перевернула ворох книжек, вроде «Тайной энциклопедии массажа», а у Кати выпытала все ее профессиональные секреты – про каждую мышцу и нервный узелок.

Легко усвоила она и все режиссерские придумки Рыжюкаса, «просекла» их драматургию. И вскоре сумела окунуться в процесс целиком, кайфуя в нем, как в невесомости.

Прилетала с занятий в университете на такси, которое он, как и всем любовницам, всегда оплачивал в оба конца (здесь непреложное правило Системы: «Любишь трахаться, люби и ездить на такси»), врывалась в его студию и сразу, с порога, даже не перекусив:

– Давайте начнем с массажа!

Рыжюкас откладывал работу. Стол застилался одеялом, они раздевались. Начав неспешно и плавно, вскоре совсем распалялись, но стоп! – тут драматургия: завязка, кульминация, откат… Она затихала, разворачивая его и успокаивая:

– Это не сразу, как вы сами меня учили… Давайте мы с вами немножечко отвлечемся и пройдем эту дорожку сначала.

Когда отважилась, поддавшись на его уговоры, выступить с пробным сеансом на стороне, тут уж и вовсе взлетела, тут полный отпад.

Приятель Рыжюкаса, снявший ту первую пробу, тут же примчался к нему, захлебываясь от восторга. И даже назвал гениальными – и его режиссуру, и ее мастерство, И второй клиент (то, что это работа и только за гонорар, было непременным условием!) это же подтвердил.

То, что она с ними вытворяла, всегда балансируя между эротикой и массажем, и впрямь ни с каким сексом в сравнение не шло, хотя бы из-за полной расслабленности, из-за блажества в волнах приливов-отливов – с ее умением вдруг лукаво затихнуть, отодвинуть, казалось бы, неминуемый финал к тому мигу – вот дьявольщина! – когда, как бы слетая с катушек, она «отваживалась» вдруг совсем все себе позволить, да так виновато смущалась потом, что каждый воображал, что так отвязалась она только с ним…