но важной для авиапромышленности. Со временем подписанные им статьи стали появляться в «Nature», одном из ведущих научных журналов мира. Нанн Мей словно переживал второе рождение. В начале 1962 года он был назначен специальным профессором физики в университете Ганы, оборудованном построенным русскими реактором для проведения исследований по использованию атомной энергии в мирных целях.

И, главное, Мей по-прежнему отказывался раскаиваться. По словам хорошо информированного научного корреспондента лондонской «Daily Express» м-ра Гарри Чепмена Пинчера: «Он сумел вернуться в научный мир и получить признание, не дав ни малейшего повода заподозрить его в раскаянии или компромиссе с обществом, чьей безопасности он угрожал, когда передавал секреты атомной бомбы русским, политическому делу которых он был тайно предан».

Д-р Аллен Нанн Мей, конечно же, занимает куда более высокое место в списке советских «атомных» шпионов, чем это может показаться стороннему наблюдателю.

Есть свидетельства того, что сеть Заботина оказалась куда более разветвленной, чем это было официально признано. Даже в 733-страничном отчете канадской королевской комиссии, в котором содержалась информация обо всей канадской шпионской сети, главный вопрос так и остался нераскрытым. Эта информация касалась в основном четырех шпионов, упоминания о которых находим в документах, украденных Гузенко. Все четверо фигурируют под псевдонимами, начинающимися с буквы «G». Двое, как утверждалось, были «членами особой дополнительной группы». Это:

1. «Гини» — как утверждалось в документах Гузенко, «еврей» и «владелец аптеки... имевший лабораторию».

2. «Голиа»— «молодой художник, работавший у Гини».

Другими двумя шпионами на «G» были:

3. «Галя» — числится в документах Гузенко как «домохозяйка», занимающая квартиру рядом с «Дэви» — псевдоним майора Соколова, официально занимавшего должность торгового атташе в советском посольстве.

4 . «Грин» — занимал «ключевую должность» в правительственном департаменте, скрывающемся под вывеской «Монреальский локомотивный департамент».

Специалисты по контршпионажу, изучавшие иносказательный жаргон ГРУ, были уверены, что «Голиа» — это молодой физик-ядерщик, работавший в лаборатории и находившийся в контакте с «евреем Гини». «Галя» из квартиры рядом с Дэви», несомненно, была американкой. «Монреальский локомотивный департамент», в котором работал «Грин», не что иное, как американский «Манхэттен проект».

Остальные доказательства давали основания предполагать, что первые двое были БРИТАНСКИМИ учеными, а двое других — американцами. Однако в течение нескольких лет контрразведки союзников пребывали в тупике, и лишь в 1950 году, как сообщают французские источники, сотрудники британской и канадской контрразведок установили, наконец, личности упоминавшихся в документах Гузенко английских ученых.

«Гини» оказался Бруно Понтекорво — итальянский еврей.

«Голиа»— доктор Клаус Фукс, участвовавший в работах по созданию атомной бомбы в Лос-Аламосе в 1945 году, особенно на заключительном их этапе .

Открытия эти, однако, были сделаны лишь ПОСЛЕ того, как Фукс, один из высокопоставленных руководителей британского агентства по атомной энергии в Харвелле, сам признался, хотя и не совсем добровольно, в том, что он был русским «атомным» шпионом. Согласно донесениям французов, сенсационные свидетельства были получены сразу после ареста Фукса, последовавшего 2 февраля 1950 года.

Некоторые из этих доказательств — согласно все тем же французским источникам — были обнаружены в бумагах, найденных при аресте Фукса в его доме в Харвелле, а остальные выдал сам Фукс, якобы «сломавшийся» во время допроса. Какова бы ни была, однако, правда об этих свидетельствах Фукса, ясно, что сразу после его ареста канадские власти перепроверили заново все дело Гузенко, а ФБР в Вашингтоне возобновило поиски шпионов в Соединенных Штатах.

То новое, что удалось выяснить относительно сетей ГРУ и ГБ, действовавших в Северной Америке, конечно, нельзя было бы узнать нигде, кроме как из полудобровольных признаний измученного мозга Фукса. Нельзя понять эти признания, не ознакомившись с некоторыми фактами из жизни человека, буквально укравшего секреты атомных бомб.

Эмиль Клаус Юлиус Фукс родился 20 декабря 1911 года в германской деревушке Руссельхейм, недалеко от Франкфурта-на-Майне в семье необычайно пылкого и зачастую неортодоксально мыслящего лютеранского пастора, сумевшего привить всей семье свой собственный особый взгляд на христианскую этику и мораль — обстоятельство, оказавшее глубокое влияние на его сына. Пастор Фукс внушал членам своей семьи, что они всегда должны поступать так, как считают правильным, не думая о последствиях. Однако недостаточно было знать, что именно правильно. Нет, каждый человек должен действовать согласно своим убеждениям, и справедливо будет сказать, что Клаус Фукс никогда серьезно не отклонялся на пути следования этой доктрине.

В 1931 году, когда Клаусу Фуксу было девятнадцать лет, отец его стал профессором религиозных наук в учительском колледже в Киле, земля Шлезвиг-Гольдштейн. В связи с получением отцом кафедры профессора в Киле, вся семья переехала в Северную Германию. Так Клаус Фукс стал жителем портового города Северной Германии, воспитавшего столь много известных в истории современного шпионажа личностей — Зорге, Вольвебера, Шульце-Бойзена, адмирала Канариса... и самого дьявольского из них— Рейнхарда Гейдриха.

Клаус перевелся в Кильский университет, поскольку немецкая система образования допускает подобное, и продолжил изучение физики и высшей математики. Он близко сошелся с любопытной группой, включавшей в себя более радикальных членов СПД и КПГ и открыто ставивших своей целью проникновение в нацистские студенческие организации. Была ли это в действительности скрытая коммунистическая группа, созданная для того, чтобы шпионить за нацистами, точно неизвестно, но представляется вполне вероятным.

По мере развития общегерманского кризиса 1932 года взгляды Клауса становились все более «левыми». И постепенно он понял, что его истинным «духовным домом» является КПГ — Коммунистическая партия Германии. К этому времени он уже стал лидером уличных боев между нацистами и коммунистическими студентами. Бои эти стали в те дни привычным событием в каждом немецком университетском городе. Накануне прихода Гитлера к власти, в конце января 1933 года Фукс сознательно вел себя вызывающе и в результате был однажды сильно избит нацистскими головорезами, едва оставшись при этом в живых. И с этого момента он стал убежденным и преданным коммунистом.

Получив приглашение на тайный коммунистический съезд в Берлине, Фукс, похоже, вытянул счастливый билет: в тот день, когда он уехал из Киля, нацисты объявили его в розыск. Был арестован отец Клауса, всегда решительно придерживавшийся социалистических взглядов. После нескольких месяцев, проведенных в тюрьме, пастор Фукс предстал перед Народным судом. Но поскольку он пользовался широкой международной известностью, то члены английского Общества друзей Германии неожиданно появились в суде . В те дни нацисты были еще чувствительны к мировому мнению и поддавались международному давлению, а потому пастор Фукс был освобожден, однако по-прежнему находился под надзором.