Стоп! А почему она решила, что хотели спасти ее? В чьем футляре лежала Алькина скрипка? В Ленкином! И удалить с репетиции хотели Ленку! Это на Ленкиной скрипке резали струну, приняв ее по ошибке за Алькину. Знал бы Копчевский, что он случайно спас Альке жизнь, заставив ее положить инструмент в чужой футляр!

А Ленка? Неужели, она знала о том, что грозит Альке? Услужливо побежала предлагать запасные струны, видя, что произошла осечка! Конечно, как не побежать, когда через несколько минут на их стулья должен был свалиться смертоносный прожектор!

Не может быть!!! Как она могла? Она же хорошая, Ленка, она же добрая. Любит ее, Альку. Они же год не разлей вода!

Почему, Ленка, почему?

И снова, словно мертвый, компьютерный голос телефона с определителем номера: «Лялечка… флейта…»

У Ленки нет алиби. Это они с Копчевским и Зубцом сами сделали ей алиби, Ленка не была со Славкой, вернее, была с ним только сначала, а потом… Теперь все сходится. Все до мелочей. Она должна была давно догадаться, давно, еще во время первой поездки на дачу. Естественно, у Ленки есть сообщники в оркестре, но Крета убила именно она. Она сама. Вытурила Алика, напоила Славку, дождалась, когда тот заснет, и явилась к Крету. Наверняка тот ждал ее, не запирал дверь. Это она ходила перед номером Павла Тимофеевича, когда Алька шла от Рыбакова. Конечно, Ленка знала прекрасно все привычки своего любовника, знала, что он станет подогревать ванну кипятильником при отсутствии горячей воды. Все должно было получиться виртуозно, никто бы ничего не заподозрил. Классический несчастный случай. Могла ли Ленка предполагать, что Алька тайком побывала у Валеры и уговорила его извиниться перед дирижером?

Алька почувствовала боль в кончиках пальцев и поняла, что изо всей силы сжимает деревянную спинку стула Кретовой. Так сжимает, что побелели кистевые суставы. Сколько времени она стоит здесь, посреди этой старомодно обставленной комнаты, полностью погрузившись в себя, без слов, без движений? Пора уходить. Теперь, когда все самые худшие опасения подтвердились, ей необходимо подумать, хорошенько подумать. Господи, в какой же ужасный переплет она попала и как ей выпутаться из всего этого?

Очередной резкий порыв внезапно поднявшегося ветра снова в который раз погасил пламя зажигалки, которую Алька держала в руках. Она чертыхнулась, швырнула сломавшуюся сигарету в высокую переполненную урну, вытащила из пачки новую. Повернулась к ветру спиной, зажгла огонь, стараясь унять дрожь в руках, закурила, жадно затягиваясь.

Что же делать? Пойти в прокуратуру, к следователю, и настучать на Ленку? Это значит погубить ее! Нет, этого сделать Алька не может. Это просто чудовищно!

Но тогда как вытащить Валерку из тюрьмы? Следствию нужны либо улики, либо настоящий убийца, и, как ни крути, без Ленкиного разоблачения Альке никто не поверит.

Может быть, существует еще какой-нибудь вариант?

В его поисках Алька стояла здесь, у метро «Войковская», вот уже полчаса. Стояла и терзалась, не находя выхода из создавшегося положения. Ей казалось, что сердце рвется на части. Каждые пять минут она переходила от отчаяния к надежде и снова к отчаянию.

В какой-то момент в ней одержала верх злость на Валерку, обида на то, что он так жестоко с ней поступил, отказавшись от свидания. И это после всего, что она старалась сделать для него! В эту минуту Алька была почти уверена, что он не стоит их с Ленкой дружбы и уж тем более Ленкиной жизни. Она успокоилась и собиралась уже спуститься в метро, чтобы поехать домой и ничего не предпринимать, как вдруг остановилась, больно ужаленная другой мыслью.

Эта мысль была о том, что Ленку можно понять, но нельзя полностью оправдать. На ее совести жизнь человека, пусть даже такого подонка и ничтожества, каким был Кретов, но все равно жизнь. И Ленка ни единым словом не предупредила Альку о готовящемся на нее покушении. Значит, Ленка готова была спокойно смотреть, как софит размозжит Алькину голову! За что тогда Альке жалеть ее, почему за Ленкино преступление невиновный человек должен провести в тюрьме долгие годы?! Человек, который, несмотря ни на что, дорог Альке! Кто знает, сможет ли он вообще пережить это и выйти на свободу не инвалидом? Да и сын Валеркин фактически осиротеет, матери-то у него считай что нет.

Алька начинала было склоняться к тому, чтобы выдать Ленку следствию, и тут снова ее одолевали сомнения. Вдруг Ленка ничего не знала о софите? Просто передала своим сообщникам в оркестре, что Алька никак не хочет успокоиться и лезет не в свое дело, а те стали действовать за Ленкиной спиной. И ее белое от ужаса лицо, подавленный, убитый вид, тягостное молчание после того, как рухнул прожектор, не умелое притворство, не хитрая актерская игра, а подлинный страх и шок от случившегося.

Алька словно вступила в замкнутый круг, откуда не вырваться, в лабиринт, все ходы которого на деле оказываются тупиками.

Какой-то парень в потертой кожаной куртке подошел к ней, попросил закурить. Она машинально вытащила зажигалку, чиркнула ею возле подставленной сигареты. Парень закурил, но не отошел. Кажется, он что-то говорил, но слов Алька не слышала, только видела, как смешно и беззвучно шевелятся его губы. Парень удивленно покрутил пальцем у виска и исчез в темноте. А Алька все продолжала стоять на узком освещенном пятачке около стеклянных дверей метро, не трогаясь с места.

Так прошел час, самый ужасный час ее жизни. В конце концов Алька, не глядя по сторонам, ровной и твердой походкой вошла в метро. На душе было холодно и пусто. И спокойно. Она приняла решение и больше не колебалась.

Запищал домофон, и дверь плавно открылась. Ирка вошла в подъезд. Рыжая кудлатая консьержка привстала со своего кресла и тут же, узнав ее, уселась обратно. Бесшумно разъехались створки лифта, Ирка вошла в зеркальную кабину, нажала кнопку.

Виктор уже стоял на площадке, радостно улыбаясь. Прическа, как всегда, волосок к волоску, голубые, как южное небо, джинсы, жемчужно-серая футболка навыпуск. «Господи, как ему идет серый цвет и какой же он молодой!» — с отчаянной безнадежностью подумала Ирка и шагнула из лифта ему навстречу.

— Почему ты не позвонила? — Виктор посторонился, пропуская ее в квартиру. Глаза его сияли. — Я бы заехал за тобой.

— Не беспокойся, я сегодня на машине. — Она шагнула в просторный коридор и остановилась у двери.

— Мы могли разминуться, я только что вошел. Ездил по делам. — Он положил руки сзади Ирке на плечи. — Как концерт?

— Хорошо. — На минуту ей пришло в голову, что не надо ничего делать, ни о чем говорить. Просто остаться, как всегда, ждать, пока все не кончится само собой, и будь что будет.

— Ужинать пойдем? — Светлые глаза Виктора смотрели на нее с обычной мягкостью, слегка беззащитно. — Я там одну вещь купил, ты наверняка не пробовала…

Она резко обернулась, высвобождаясь из его объятий.