Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смотрю на Макса, тот выразительно молчит. В комнату заходит мент, говорит:
– Мы его увозим.
– Кого? – вскидываюсь я.
– Это без тебя, – отрубает Макс, вскакивает с дивана и бросается в прихожую. Я за ним. Успеваю заметить лишь, как два санитара выводят нечто сгорбленное, с копной седых всклокоченных волос. Хочу продраться поближе, но Макс с ментом хватают меня за руки и не отпускают до того момента, пока санитары не сядут в лифт.
– Кто это был?! Блядь, ты можешь мне объяснить, кто это был? Кого вы увезли?! – У меня начинается приступ панической атаки.
Я вдруг ощущаю в квартире нестерпимую вонь, какая бывает на вокзалах, в местах ночевки бомжей.
– Чувствуешь? – вожу носом. – Откуда такой мерзкий запах? Чувствуешь?
– Оттуда, – Макс указывает на дверь второй комнаты, которую я сразу не заметил.
В комнате кромешная темнота, стены обиты черной поглощающей тканью, вроде той, что используется на звукозаписывающих студиях.
– Это студия «Эбби Роуд», что ли? Он тут диск записывал? – зажимаю я нос, борясь с диким приступом тошноты.
– Этот человек сидел здесь. – Макс заходит в комнату и моментально растворяется в темноте. – Двойник его к батарее наручниками приковал. – Макс чем-то глухо позвякивает, добавляет еще какие-то комментарии, но я уже ничего не слышу. В ушах начинает звенеть одна нота, и я думаю: «Как бы не отключиться, как бы мне здесь не вырубиться».
– Спокойно, спокойно, слышишь? – Макс трясет меня за плечи. – Скоро все узнаем.
– Что мы ЕЩЕ, мать твою, узнаем?!
Мент встает к входной двери, чтобы я не вырвался из квартиры.
– Сядь, – Макс толкает меня на стул, – воду держи. Пей. Еще пей. – Он не дает мне встать, пока я, давясь, не высасываю пол-литровую бутылку «Эвиан». – Есть еще одна… вещь… пошли отсюда!
У подъезда две полицейских машины и карета «скорой».
– Залезай! – Макс дергает на себя дверцу «скорой».
– Вам не сюда, – говорит высунувшийся из салона врач.
– Нам минут пять поговорить… – Макс делает заискивающее лицо. – Это близкий родственник.
– Минут пять? – Врач выходит из машины, недоверчиво смотрит на него. – Ну если ровно пять… И вы там без самодеятельности только, поняли?
– Давай! – Макс толкает меня в салон и захлопывает дверцу снаружи.
Лицо девушки, сидящей на носилках, кажется сшитым из двух половинок. Одна похожа на кусок теста, только синего, – так все отекло. Вторая – без следов побоев, обездвиженная, с немигающим глазом и запекшейся кровью на губе. Волосы, слипшиеся от пота в колтуны, как у нечесаной афганской борзой. И запах. Омерзительный запах гниющей плоти. Как там, наверху. Увидь я ее при других обстоятельствах – не узнал бы. Или не поверил бы, что это она. Но все последнее время научило меня тому, что только самое невообразимое, самое невозможное, кажущееся галлюцинацией или расстройством психики – и есть реальность.
– Ты живая, – выдавливаю я.
По щеке Жанны, той, где нет кровоподтека, катится слеза.
– Ты живая, – говорю и бессильно опускаюсь рядом с ней на носилки.
Сидим молча минут десять. Слышно только, как жужжит, ударяясь о стекло, залетевшая в салон муха.
– Как ты? – голос хриплый, будто не мой совсем.
– Он… он убьет меня, – шепчет Жанна, будто сама с собой разговаривает.
– Это ты уже проходила. Кстати, как вы это устроили? Там… в отеле…
– Грим…
– Долго репетировала роль убиенной?
– Так… – Она пожимает плечами. – Тренировались.
– Это он придумал? – Жанна отрицательно мотает головой. – А если бы ты… А если бы я понял, что ты притворяешься?
– Никто бы не понял в твоем состоянии. В психологии это называется аффект.
«И кто бы мог представить, – думаю я, – все это время косить под неопытную, глупую сучку, а по итогу оказаться практически судмедэкспертом». Меня накрывает приступ животной злобы. Я сжимаю руками поручни кресла, чтобы не залепить ей прямого в ухо. Видимо, Жанна это чувствует. Сидит вполоборота, не поворачиваясь ко мне лицом. Спина напряженная, пальцами вцепилась в колени.
– Зачем вы Оксану убили? Она же не понимала ни черта.
– Поняла.
– Чего ты врешь?! Какой теперь в этом смысл? Ты ее из ревности убила, так ведь?
– Не я. В тот день, когда ты из гостиницы сбежал. Он ее у гостиницы встретил в то утро, рядом с твоей машиной. Предложил к ней домой заехать, за забытым ноутбуком. А она его про какой-то вокзал спрашивала, я точно теперь не вспомню. В общем, вычислила она его. Ну и…
– То есть сколько-то месяцев не «вычисляла», а в тот день вычислила?
– Не было у них никаких месяцев. Он с ней несколько раз поужинал, один раз после ужина они поехали к ней домой. Но что-то там пошло не так, и он свалил, забыв компьютер. Потом три дня ходил как ошпаренный, «лишь бы она его не открыла, лишь бы она его не открыла». Предлагал мне к ней съездить, забрать ноутбук, якобы «меня Володя попросил», но я не поехала, а потом…
– А потом Оксану грохнули, а тебя на цепь посадили. Это он тебе так за ноутбук отомстил?
– Практически. Потом ему стало не хватать телевизора, издателей, твоих друзей, твоих читателей. В какой-то момент стали нужны твои женщины, потом твой ребенок. Ему все время казалось, что ты все еще можешь изменить, поэтому забрать нужно было все до конца. Он начал сходить с ума, решил с твоей бывшей воссоединиться. Я сказала ему, что очень опасно…
– Сходить с ума?! – ору я. – Господи, что ты несешь? Что ты несешь?! То есть с самого начала он был нормальным, а потом стал сходить с ума? Вы же оба ебанутые маньяки, только вас не лечить надо, а валить сразу!
– Что тут у вас? – открывается дверь, и в салоне появляется голова врача. – Вы ее бьете, что ли?
– Не бью. Простите, дайте мне еще пять минут.
– Дайте ему еще время! – Из-за спины врача видно Макса. – Я вас очень прошу.
– Ладно. Только не орите так громко. Люди же мимо ходят! – Врач закрывает дверь.
– Я не думала, что он псих. – Жанна наконец поворачивается ко мне. Побои делят лицо на две части, как маску «Мистера двуличия» или как там злодея в «Бэтмене» звали? – Сначала мне казалось, что он просто аферист. Милый обаятельный аферист. А потом… еще до того как он к твоей бывшей подкатил… в ту ночь. Да, точно, после того как он Оксану убил… тогда все ясно стало.
– Где ты его нашла? Хотя какое теперь это все…
– Он появился месяцев шесть или семь назад. Конец февраля – начало марта… Точно, начало марта. Мимозу только начали продавать. И снег везде, как пломбир тающий. Грязно-серый пломбир. Я вылезаю из машины перед офисом и ногой прямо в этот вонючий, талый сугроб. Чуть ли не по колено. И телефон туда же. Матерюсь страшно, а тут ты… То есть сначала огромная мохнатая ветка мимозы, а за ней – ты. А я стою враскоряку. Одной ногой в сугробе, другой – в машине. Лицо дурацкое-дурацкое. Секунду назад готова была убивать. Дворников, водителей снегоуборщиков, мэрию нашу чертову. А тут вдруг… счастье. – Она поднимает с пола пластиковую бутылочку, делает несколько глотков. – Потом мы пошли в кафе, ты мне рассказывал про грядущую презентацию новой книги, спрашивал, где ее лучше провести.