Наблюдались еще и колонизаторские замашки союзников по отношению к местному населению, постоянная готовность идти на переговоры и уступки большевикам, коммерциализацию отношений с русскими частями, сквозящее пренебрежение союзническим долгом, некоторые из моряков отряда Пышнова впадали в полное уныние и даже растерянность, столь свойственную в то время многим в среде каспийского офицерства.

О плавании и о каких-нибудь мелких или крупных военных действиях, по словам моряков, давно находившихся в Петровске, не могло быть пока и речи.

Во всех сферах городской жизни безраздельно хозяйничали британцы, которые одновременно с прибытием своей эскадры высадили в Петровске значительный десант, состоящий из разнообразных представителей колониальных войск.

Вооруженные отряды экзотических чужеземцев чувствовали себя в городе завоевателями, по городу ходили их патрули, повсюду были расставлены их караулы, ими же занято несколько лучших городских зданий. Нижние чины британской эскадры в свободное от вахт время на берегу бесчинствовали и пьянствовали.

Эти набранные во флот Его Величества матросы далеко не самых высоких моральных качеств не брезговали торговлей на Петровском базаре казенным флотским имуществом, однако британское командование не торопилось принимать меры для прекращения этого безобразия — другого контингента для замены имеющегося в распоряжении британских колониальных сил не было.

Все это проходило при полном невмешательстве русских войск — вместе с союзным десантом в городе квартировал пробившийся с остатками Кавказской армии престарелый и заслуженный генерал от инфантерии Михаил Алексеевич Пржевальский, в распоряжении которого сохранились немногочисленные русские бронеавтомобили и даже несколько полевых орудий.

Ему также подчинялось некоторое количество терских казаков и значительное количество сухопутных офицеров. Дисциплина частей Пржевальского оставляла желать лучшего.

Капитан 1-го ранга Пышнов представился генералу, объяснил цель своего прибытия, но ничего определенного в ответ не услышал.

Единственным распоряжением Пржевальского морским офицерам был приказ нести караулы для охранения военного имущества в общей очереди с сухопутными войсками.

Между тем в городе процветала антирусская агитация, исходившая и со стороны большевиков, и со стороны горцев, успешно мутящих все разноплеменное и разноязычное местное инородческое население.

Как-то раз в штабе Пржевальского было получено известие о том, что вскоре отряд горских племен намеревается ночью попытаться захватить Петровск.

В городе появились первые признаки панических настроений. Закрывались лавки, улицы обезлюдели, цены на провизию поползли вверх, а британские части сняли свои городские патрули, дабы усилить охрану своих пришвартованных в порту кораблей.

Морские офицеры Пышнова, узнав об этом, решили было проверить эти слухи. По приказу своего командира они сформировали небольшое подразделение, численностью около полуроты, и решили при выходе за город направиться в ближайшие горы с целью произвести там разведку на местности.

В горах вместо ожидаемых бандитов им встретилась британская рота сипаев, командовавший ею британский офицер предложил русским морякам немедленно вернуться в город, так как охрану Петровска и его окрестностей отныне взяло на себя британское командование.

В случае неисполнения его распоряжений британский офицер угрожал открыть огонь по не подчинившимся русским морякам, несмотря на их статус союзников. В отсутствие каких-либо указаний Пышнова, как вести себя в подобном случае, морская полурота повернула вспять.

Порой положение морского отряда в Петровске казалось Пышнову совершенно безнадежным. Технических задач по возрождению флотилии было много, а путей решения их не оставалось почти никаких. Находившиеся в порту две русские канонерки «Карс» и «Ардаган» нуждались в капитальном ремонте, но не было достаточного числа запасных частей и сил, чтобы восстановить их для полноценного плавания.

Два имевшихся русских миноносца стояли разоруженными британцами и, соответственно, не годились пока для выполнения боевых задач. Не в лучшем виде находились пришвартованные в порту посыльные суда «Часовой», «Страж», «Асхабад» и несколько других. Ими долю не занимались, и каждое из них требовало тщательного осмотра и профилактических, а кое для каких и восстановительных работ. Кроме того, вследствие царившей в городе неразберихи корабли почти не имели экипажей.

Приступить к их ремонту представлялось невозможным без сильной и надежной охраны судов и мастеровых, а все сколько-нибудь пригодные к плаванию коммерческие суда находились под неусыпным контролем британцев.

В общественной жизни самого Петровска переплелись в неразрешимый для гражданской и военной администрации узел непростые взаимоотношения татар, армян, грузин между собой и с немногочисленным русским населением. Отдельную проблему составлял, повсеместно бесчинствуя и дебоширя, отряд из числа итальянских частей, бог весть как оказавшийся в Петровске.

Из всего этого следовало, что воссоздание новой морской базы в Баку, о которой там много говорили в Морском штабе при ВСЮР, могло начаться лишь после укрепления русской власти в лице её морских представителей в Петровске, откуда собранная белая флотилия могла переместиться дальше на юг.

Русским морским офицерам-добровольцам оставалось только рассчитывать на самих себя и пытаться создавать флотилию буквально «из ничего».

Инвентаризация судов, которой занялись офицеры отряда Пышнова в порту Петровска, выявила, что паруса и такелаж оказались в сносном положении. Навигационное оборудование судов оставляло желать много лучшего, так например, их компасные катушки были самого примитивного устройства: вырезаны из картона и надеты на булавку, а ночью освещались свечой в фонаре.

Лагов вообще не было, а лоты заменялись длинными футштоками, которыми в случае надобности и нащупывалось дно. Единственной общей картой Каспийского моря располагал лишь сам командир будущей флотилии, капитан 1-го ранга Аполлинарий Сергеев. Любопытно, но лучшими навигационными инструментами в Каспийской флотилии оказались носы и глаза рыбаков из числа команд шхун, с детства плававших в этих водах.

После первых слухов о воссоздании белой флотилии в расположении морского отряда капитана Пышнова появились первые перебежчики от большевиков — главным образом мастеровые обширных астраханских судостроительных мастерских.

Многие из них надеялись на перемены к лучшему и без разговоров поступили на службу к белым, оказавшись очень полезными специалистами. Перебежчики утверждали, что население Астрахани ждет белых как освободителей, что в силу жестокой большевистской политики в городе начинаются голод и болезни.

Они утверждали, что уполномочены своими товарищами сообщить, что, как только войска ВСЮР придут в Астрахань, рабочие будут ремонтировать их суда безвозмездно, лишь бы им давали хлеб, который сейчас был на исходе. Вместо хлеба люди в Астрахани отрывали какие-то корни, перетирали их с молоком и пекли из них лепешки. Сие кушанье называлось «чилим». Эти же перебежчики сообщили, что в городе почти нельзя найти врачебную помощь, что некоторые дети в городских предместьях заразились сапом, который, распространившись с ужасающей быстротой, поразил их в количестве нескольких тысяч.