— Высокородные орехайи, — поклонился я окружившим меня дамам. — У меня для вас грустная новость. Я помолвлен.

— Что это значит? — удивилась одна из дам — толстая и с багровым лицом. «Пьет много, — сообразил я, — а помолвки они не знают».

— У меня есть невеста, — пояснил я. — Чистое и нежное существо, не способное обидеть муху. Я ее очень люблю. Но еще больше — земли, которые дали ей в приданое.

— А, может, мы богаче? — не сдалась дама.

— Его величество так не думает, — сообщил я.

Лица дам поскучнели — с королем не поспоришь. Окружение стало рассасываться, я вознамерился выручать Ноэль, как меня тронули за руку. Я обернулся. Передо мной стояла дама лет тридцати, явно нездешняя. У местных женщин лица вытянутые, носы длинные, губы тонкие. Фигуры обманчиво хрупкие. Плечи узкие, руки изящные, а вот низ широкий, бедра массивные. Лечили, видели. У ренийцев наоборот: лица широкие, а фигуры худощавые. Ноэль вобрала в себя лучшее из двух рас. Ну, и мы помогли… У незнакомки лицо было овальным, носик аккуратный, скулы высокие, щеки слегка впалые. Стандарт западной красоты в моем мире. Как это чудо оказалось здесь? Видимо, разглядывание затянулось, потому что дама не выдержала.

— Мэтр?

— Вообще-то оэрх, — сказал я.

— Простите! — она сделал книксен. — Меня зовут Марон, я нокса из Тирраны…

«Говорит с акцентом, — заметил я. — Не врет».

— Прибыла в Блантон в поисках лекаря. Наши ни на что не годны, — она сморщила носик. — Но и здесь мне не помогли. Его Величество верно сказал: шарлатаны. Вы великий маг…

— К сожалению, у меня мало времени.

— Умоляю! — она сложила руки перед собой. — Это не займет много времени. Вот! — она достала из лифа мешочек, распустила завязки и вытряхнула на ладонь камень. — Это голубой алмаз. Добывают только в Тирране. Исцелите меня — и он ваш!

Я посмотрел в сторону. Из-за спин придворных было видно раскрасневшееся лицо Ноэль. Похоже, что милую засыпают комплиментами. Ладно, не съедят…

— Что с вами?

— Не здесь, — она потупилась. — Это женское. Неподалеку есть комната…

— Идем! — вздохнул я.

Марон подхватила меня под локоть, и мы вышли в просторный коридор. Я шагал широко, спутница семенила рядом. Встречные придворные одаряли нас любопытными взглядами. Ходить под ручку здесь не принято. В Тирране существует такой обычай? Ничего не знаю об этой стране. Только то, что она за морем…

Марон подвела меня к неприметной двери в конце коридора и потянула за ручку.

— Входите, оэрх!

Я шагнул внутрь. Небольшая комната с одним окном. Обстановка скромная: кровать, стол, сундук в углу и пара стульев.

— Его величество любезно выделил мне эту комнату, — защебетала Марон, закрывая за нами двери и запирая их на засов. — Здесь, конечно, тесно, зато я во дворце. Присядьте, оэрх, я сейчас.

— Так что с вами? — буркнул я, опускаясь на стул.

— Язва! — вздохнула Марон. — Да еще в таком месте… Появилась давно и никак не проходит. Чего только не пробовала! Из-за этого, как вы понимаете, у меня трудности с мужчинами. Сейчас сниму платье и покажу. Отвернитесь!

Я хмыкнул и сел лицом к двери. Странный народ женщины. Показывать будут сокровенное, а вот смотреть, как раздевается, нельзя.

За моей спиной прошелестели шаги, и в тот же миг в шею словно кольнул комар. Я дернул рукой, но опоздал — на шее уже ничего не было. В следующий миг она одеревенела, а голова стала тяжелеть.

— Посмотри на меня! — передо мной встала Моран. — Скажи что-нибудь!

«Кто ты?» — хотел спросить я, но язык не подчинился.

— Подействовало! — удовлетворенно сказала она. — Хоть вы и не сумели задать вопрос, мэтр, — последнее слово она произнесла с иронией, — но я отвечу. Это яд, — она показала зажатый в пальцах крохотный тюбик с иглой. — Действует мгновенно. Сначала наступает паралич тела, затем отказывают внутренние органы. Последним останавливается сердце. Это скоро.

Она усмехнулась и небрежно бросила тюбик на пол. «Она говорит по-английски, — вдруг сообразил я. — Американка…»

— Вы, наверное, хотите спросить, зачем? Вы враг, господин Головатый, а врагов принято уничтожать. Сидели б тихо и остались бы жить. Но вы влезли в не свое дело. Мы два года готовили эту операцию, а из-за вас не могли ее начать. Теперь препятствие устранено. Прощайте! Я помолюсь за вас.

Она двинулась к двери, но в ту вдруг постучали.

— Гро! Открой!

Я узнал голос Ноэль.

— Черт! — прошипела американка и выхватила откуда-то из платья игольник. — Ревнивая дура!

— Открой!

В дверь заколотили кулаком, а после ударили чем-то тяжелым. Похоже, рукоятью кинжала.

— Их там может быть много, — проворчала отравительница и метнулась к раскрытому окну. Судя по всему, увиденное ее устроило. Заскочив на подоконник, она скользнула вниз. «Первый этаж», — успел вспомнить я. А дальше наступила тьма…

* * *

Алый язычок пламени вздрагивал и трепетал. Он словно манил подойти ближе. Это и есть свет в конце туннеля? Тот, о котором рассказывали люди, пережившие клиническую смерть? Какой-то он тусклый, да и не тянет к нему. Я приподнял голову. Глаза освоились с полумраком, и я разглядел стол. На нем покоился подсвечник с одинокой свечой. Она догорала, и пламя, цепляясь за оплывшие края, подрагивало и шипело. Я присмотрелся и различил за столом Ноэль. Она спала, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки. Воздух в комнате был душный, пахло растопленным воском и потом. Мертвые запахов не ощущают, следовательно, я жив. Почему? Яд не подействовал? Вряд ли. Американцы барахла не держат. Следовательно, меня спасли. Кто? Ноэль, больше некому. После того как маг пытался меня отравить, она не расстается с антидотом. Носит его с собой, даже в дворец взяла. Значит, успела. Но яд проник в тело, организму пришлось бороться. Это заняло время — за окном ночь. Тело болит, слабость — обычное следствие отравления.

Я пошевелился.

— Мэтр?

Передо мной возникло лицо. Короткая борода, нос с горбинкой. Гливен?

— Как вы себя чувствуете?

— Счас скажу! — сказал я, садясь и осматриваясь. Возле кровати обнаружился стул. Значит, шут дежурил у моей постели. Трогательно. Судя по обстановке, я находился в комнате лже-ноксы. Меня только сняли со стула и переложили на кровать. — Как я себя чувствую, оэрх? Меня будто засунули в мешок и пинали ногами. Не могу только понять: за что?

— Шутите, значит, живой! — ухмыльнулся шут. — Вы нас здорово напугали мэтр.

— Я сам напугался, — сказал я. — Готовился дать дуба.

— Что?

— Склеить ласты, двинуть коней, приказать долго жить… Не обращайте внимание, Гливен! Так на моей планете говорят о приходе смерти.