Отряд «Веги» смотрелся странно. На фоне десятка «берёзовских» эта странность становилась только заметней. Здешние застыли чуть поодаль, переминаясь с ноги на ногу. Сопровождавший их воспитатель и его помощник (Ник-Власов) привалились к сосне и грустно смотрели куда-то вдаль

«Вегинцы», в просторечии — «вежата» — стояли посередине. Анархия их рядам и не снилась. Все построились ровной шеренгой, и высокая девушка, возглавлявшая, видимо, всю делегацию, выступала вперед, точно знаменосец. Хотя нет — таковой тоже имелся. Стоял он у нее за спиной, сине-зеленый флаг с изображением серебристой многолучевой звезды развивался над ним, будучи прикручен к длинной железной палке.

Они что, вот такое через лес тащили?!

— Вот, Костя, это наши коллеги, представители УПС «Вега». Старшая у них Оля Стогова… — он сделал паузу, будто бы подбирая слова. — Неплохой человек… И воспитатель тоже. Профессионал. Не в пример нам, кустарям-одиночкам.

Девушка здорово походила на своих воспитуемых. На ней, как и на них на всех, были шорты и майка с эмблемой… кажется, какого-то фестиваля или слета. За плечом у нее висела гитара. Слегка неформально, но это ее как раз не смущало.

— Сейчас обменяемся струнами, потом знаменами, — шепнул Осоргин.

Он явно был не в восторге от того, что происходит.

— А кто начинает?

— Они, — смотритель обречено вздохнул.

Они. Что в них не так? Ну, конечно, фенечек всяких нет, хайратников, ни одного в черной майке какого-нибудь «Кино» или «Арии». Как-то все очень уж по-пионерски, и в то же время совсем не так.

Странно и совсем не по-здешнему.

Вперед выступила девчонка из «Веги». Похоже, ей предстояло прочесть нам речь. Послушаем, послушаем. Только вот что-то тут не так…

Только теперь я понял. Ощутил напряженный, нервный какой-то взгляд. На меня смотрят, смотрят не отрываясь, так, будто я нечто совсем удивительное — воскресший мертвец или, того хуже, зомби.

Парнишка, на вид класса из девятого, стоя с края шеренги, застыл с открытым ртом, ошеломленно таращась на меня. Не волновала его ни церемония встречи «упсов», ни друзья, ни ребята из «Березок», ни Осоргин, ни Оля Стогова. Он смотрел исключительно на меня и имел на то вполне весомый повод.

Я, наверное, не особо изменился с тех пор. Может, и не слишком я сейчас походил на изнуренного допросами смертника, но вот на себя прежнего — вполне. Его, подросшего, я не сразу и узнал. Зато он меня узнал несомненно.

Среди прочих в шеренге «вежат» стоял Димка Соболев.

Как окончилась церемония, я не помню.

В глазах у меня потемнело, я пошатнулся, и Юрик, заметив это, тревожно спросил:

— Ты чего?

— Не знаю, — соврал я. — Похоже, не работает твоя «будиловка». Клинит меня.

— Что? Опять? — недоверчиво покосился Осоргин. — Вроде ж прошло все.

— Все прошло, а боль осталась, — с отвращением пошутил я. Не стоило сейчас казаться серьезным.

— Понятно, — вздохнул он. — . Ну ладно, в холле нас подожди.

Я двинулся прочь, а за спиной у меня продолжалась церемония встречи «упсов», Оля Стогова читала проникновенный стишок, о парусах, о дружбе и взаимовыручке.

И что теперь? Бежать? Далеко же ты убежишь, Хранитель Костя! Кругом лес и вода. Хватятся тебя почти сразу, периметр тут наверняка под наблюдением. Так что и с километр ты не пройдешь, как узнает про это Юра и бросится выяснять, с чего бы это столичному ревизору удирать подобно мелкому воришке.

Нет. Главное, как говорил Карлсон, это спокойствие.

Главная аллея показалась мне длинной, как внутренности удава. Солнце жарило, да так, что все вокруг едва ли не кипело, неслышно булькая — и асфальт, и мои мозги, и даже вязкий как кисель воздух. Голову и вправду мутило, хотелось сесть и не двигаться больше никуда

— Здравствуйте! — донеслось откуда-то из-за спины.

Я обернулся, тут же заработав очередной тычок невидимой шпалы, и сбавив от этого темп. Где-то среди извилин издевательски звонили колокола.

— Привет, — я улыбнулся моему новому собеседнику.

Шустрик стоял сзади, метрах в пяти. За спиной его маячила целая толпа сверстников. Да, приют «Березки» действительно не слишком заботится о внешней атрибутике. Многие были стрижены налысо, а один даже курил сигарету. Похоже, подцепил привычку еще «на воле», где пускать дым было модно и ценилось как признак крутизны.

В руках у Шустрика я заметил бутылку «Аква-минерале». Интересно, откуда? Тут в «Березках» не продают. Значит, бегали в Мастыкино. Конечно, не велико деяние — пару-трешку километров по лесу туда и обратно. Тем более для таких вот деток с опытом. Удивительно другое — что детей вообще отпускают в поселок.

Не возбранять курить — это одно, а разрешать шляться по всей округе — совсем иной коленкор. А ну как стыкнутся с местными. Тем более, по этим видно — могут.

— Слушай, дай глотнуть, — попросил я. Мне что-то совсем поплохело. Горло пересохло, словно я неделю шлялся по Сахаре от одного миража к другому, и теперь его точно мелкие иголоки покалывали.

— Держите, — Шустрик протянул мне бутылку.

— Спасибо.

Теплая, почти горячая вода (на таком-то солнцепеке!) все же показалась мне живительной росой. Шикарно! Лучше и быть не может! Победа сил добра над силами жажды.

Шустрик принял бутылку и теперь глотнул сам, затем передал тару соседу, облизал губы и с интересом спросил, махнув в сторону КПП:

— А это типа «вежата»?

— Да, — кивнул я. — Приехали.

— Придурки, — сообщил один из шустриковых спутников.

— Да ладно, — вступился другой. — Нормальные пацаны. Только гоняют их там, вот это да! Воспитатели у них… — он неожиданно замолчал, подозрительно глянув на меня.

— Дядя Юра лучше? — позволил я себе провокационный вопрос. Сам не знаю — зачем. Просто сорвалось с языка. Словно мозг мой раньше меня знал, что надо спросить, дабы показаться нормальным, веселым и спокойным.

— Конечно, — фыркнул очередной воспитуемый. Вопрос показался ему глупым. Сравнил тоже! Дядя Юра и эти…

Похоже, «вежат» тут не любили.

— Ладно, — снова приняв бутылку, заметил Шустрик. — Мы пойдем. Нечего перед этими… ну ребятами, в общем, маячить. Вам оставить бутылку?

Почему-то вспомнились мухинские времена, когда я бродил по улицам, подбирая пустую тару из-под пива. За такими вот молокососами, в частности.

Наверное, следовало отказаться, но уж слишком хотелось пить. Вдобавок к прочим бедам прибавилась тошнота, внезапно подкатившая к горлу.

— Ну, мы пошли, — Шустрик махнул мне рукой. — До свиданья.