Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шаги
До своей смерти в 2016 году Марвин Минский твердо верил, что нейронные сети – тупик на пути к достижению общего ИИ. Во вдумчивом эссе о своей дружбе с Минским[464] Стивен Вольфрам писал: «Хотя я не думаю, что кто-то мог знать об этом тогда. Теперь мы знаем, что нейронные сети, которые Марвин исследовал еще в 1951 году, на самом деле двигались по пути, который в конечном итоге приведет к впечатляющим возможностям ИИ, на которые надеялся Минский. Жаль, что это заняло столько времени, а Марвин едва успел их увидеть».
Вскоре после смерти Минского следующий шаг к общему искусственному интеллекту, основанному на глубоком обучении, сделали исследователи из проекта DeepMind, добавив динамическую внешнюю память[465]. В глубокой рекуррентной нейросети схемы деятельности могут храниться только временно, что затрудняет моделирование рассуждений и умозаключений. Добавляя в сеть стабильную память, которую можно записывать и считывать так же свободно, как и память цифрового компьютера, они продемонстрировали сеть, натренированную обучением с подкреплением и умеющую отвечать на вопросы, требующие рассуждений. Например, одна сеть рассуждала о путях в лондонском метро, а другая отвечала на вопросы о родственных отношениях в генеалогическом дереве. Сеть с динамической памятью также смогла справиться с задачей переноса объектов в Blocks World, которая занимала сотрудников Лаборатории искусственного интеллекта МТИ в 1960-х годах (см. рис. 2.1). Это возвращает нас к тому, с чего мы начали в главе 2.
Фрэнсис Крик умер в 2004 году, а Лесли Орджел – в 2007 году. Закончилась целая эпоха в Институте Солка. Этих научных гигантов больше нет с нами, и вперед продвигается новое поколение. Я проработал в Институте Солка 30 лет, половину его существования. Он начинался в 1960 году в тесной, почти семейной атмосфере, когда преподаватели и сотрудники плыли в маленькой лодке и все знали друг друга. Сегодня в институте Солка работает тысяча человек, но, как ни странно, он все еще хранит семейную атмосферу. Это связано с тем, что в каждом учреждении есть культура, которая, как правило, переживает людей, вошедших в нее, как топор, у которого сначала заменили рукоять, а потом лезвие.
Мы – один вид в большой цепи бытия, начавшейся с бактерий. Это чудо, что мы подошли к грани понимания мозга и того, как он эволюционировал, что навсегда изменит наше представление о себе.
Глава 18. Глубокий интеллект
Франциск Крик в раю
Сидней Бреннер (рис. 18.1) получил образование в ЮАР и участвовал в становлении молекулярной генетики в Кембриджском университете. Он работал в Лаборатории молекулярной биологии вместе с Фрэнсисом Криком. Что бы вы сделали для своего следующего проекта после открытия структуры ДНК и генетического кода? Крик решил сосредоточиться на человеческом мозге, а Сидней приступил к новому модельному организму[466] – C. elegans – круглому червю, живущему в почве, длина которого всего один миллиметр и у которого лишь 302 нейрона. Этот червь, чью каждую клетку отслеживали в течение долгого времени, послужил отправной точкой для многих шагов к пониманию того, как существо развивается из эмбриона, за что Бреннер с коллегами и получил Нобелевскую премию в 2002 году.
Рис. 18.1. Сидней Бреннер – легендарная личность в биологии. Он работал над генетическим кодом – способом, которым пары оснований в ДНК зашифрованы в белках, и получил Нобелевскую премию за свою новаторскую работу над новой моделью организма Это фото из интервью журналу The Science Network: thesciencenetwork.org/programs/the-science-studio/sydney-brennerpart-1
Бреннер известен своим остроумием. В своей нобелевской речи он похвалил червя: «Название моей лекции – «Дар науке от природы». Это не лекция о том, как один научный журнал отдает дань уважения другому, а о том, как великое разнообразие живого мира может одновременно вдохновлять и помогать совершать открытия в биологических исследованиях»[467]. Бреннер будто присутствовал в момент Творения.
В 2009 году Сидней Бреннер провел в Институте Солка три лекции на тему «Чтение генома человека»[468] без опоры на какие-либо материалы и слайды – просто высший пилотаж. Он отметил, что на самом деле ни один человек не прочитал весь человеческий геном, пара оснований за парой оснований, – только компьютеры. Сидней решил сам сделать это и обнаружил многочисленные интересные сходства между участками ДНК в разных генах и у разных видов. Нам нужно создать машину для считывания ДНК столь же умную, как Сидней Бреннер.
Бреннер перекати-поле: у него экспериментальный проект в Сингапуре, он был президентом-основателем Окинавского института науки и технологий, он старший научный сотрудник Исследовательского городка Джанелия медицинского института Говарда Хьюза и в Центре теоретической и вычислительной биологии Крика – Джейкобса. Бреннер принял в Лабораторию молекулярной биологии Дэвида Марра для работы над вычислительной техникой после того, как Марр защитил докторскую диссертацию, а позже устроил Марра в Лабораторию искусственного интеллекта МТИ через своего друга Сеймура Пейперта. Связи между молекулярной генетикой и нейрофизиологией были глубоки, и Бреннер находился в центре обеих областей.
Во время одного из его визитов в Ла-Хойя я рассказал Бреннеру анекдот, который слышал много лет назад, когда был научным сотрудником Гарвардской медицинской школы. По сюжету Фрэнсис Крик умер и попал на небеса. Святой Петр удивился, увидев ревностного атеиста Крика, но Крик был там, чтобы задать вопрос. Его направили в деревянную хижину, где Бог делал Божью работу, а все вокруг было усыпано всевозможными колесами и шестеренками – остатками неудачных экспериментов. Бог в кожаном фартуке сидел за верстаком и возился с очередным существом. «О, Фрэнсис, – воскликнул Бог, – рад тебя видеть! Что я могу для тебя сделать?» Фрэнсис Крик сказал: «Всю свою жизнь я хотел знать ответ на один вопрос: зачем мухам имагинальные диски?»[469] Бог ответил: «Фрэнсис, как неожиданно! Раньше никто никогда не задавал мне этот вопрос. Я вставлял имагинальные диски в организм мух в течение сотен миллионов лет и не получил ни единой жалобы».
Бреннер молчал, и я засомневался, была ли байка про его близкого друга хорошей идеей. «Терри, – сказал Бреннер, – Я могу рассказать о том моменте, когда