В отличие от многих представителей высшего эшелона торговли кокаином, у Карденаса так и не возникла тяга к роскоши и разврату. Выходец из трущоб, он с боем прокладывал себе дорогу в старых картелях. Карденас одним из первых заметил восходящую звезду дона Диего и осознал преимущества централизации и объединения. Вот почему дон, убежденный в его преданности, принял Карденаса в «Эрмандад» на самом раннем этапе.

Карденас обладал звериными инстинктами; он знал свой лес, чуял опасность и всегда сводил старые счеты. У него была только одна слабость, и эту слабость разоблачил некий адвокат, чьи слишком частые визиты в Мадрид были замечены одним любителем поплавать по «всемирной паутине» из Вашингтона. Когда Кончита, после расставания с мужем воспитывавшая Летицию одна, умерла от рака, Карденас вытащил свою дочь из гнезда ядовитых змей, в котором был обречен жить сам, поскольку не знал никакого другого.

После разоблачения Эберхардта Мильха в Гамбурге ему следовало спасаться бегством. Он это понимал; чутье его не подвело. Но он ненавидел то, что называлось «заграницей»; он умел лишь заведовать отрядом продажных чиновников в других странах через команду молодых ребят, которые ориентировались за рубежом как рыбы в коралловых рифах. Карденас просто не захотел никуда бежать.

Подобно зверю, он непрестанно перемещался из одного логова в другое, даже в «своем лесу». У него было больше пятидесяти тайных убежищ, в основном вокруг Картахены, и он покупал сотовые телефоны с заранее оплаченным счетом, словно леденцы, выбрасывая их в реку после одного-единственного звонка. Карденас был настолько неуловимым, что порой посланцам Картеля приходилось искать его по целым суткам, а то и больше. А полковнику Дос-Сантосу, деятельному главе разведки отдела по борьбе с наркотиками уголовной полиции, так и не удалось выйти на него.

Свои логова Карденас устраивал в неприметных домах простых рабочих. Обстановка в них была простая, даже спартанская. Но была у него одна слабость, в которой он себе никогда не отказывал: телевизор. У него были лучший плазменный телевизор самой последней модели и самая чувствительная спутниковая «тарелка», и он повсюду возил их с собой.

Карденас любил сидеть перед телевизором с упаковкой бутылок пива и переключать каналы или смотреть видеодиски. Ему нравились мультфильмы, потому что они заставляли его смеяться, а он по своей натуре был не из веселых. Ему нравились «полицейские» сериалы, потому что в них можно было насмехаться над некомпетентностью преступников, которых неизменно ловили, и над беспомощностью полицейских, которым так и не удавалось схватить Роберто Карденаса.

И еще Карденас любил смотреть один записанный новостной сюжет, который он прокручивал снова и снова. В нем показывали красивую, но осунувшуюся девушку в зале вылетов аэропорта имени Кеннеди. Нередко Карденас останавливал воспроизведение и по полчаса разглядывал один кадр. Он понимал, что после того, на что ему пришлось пойти ради этого сюжета, рано или поздно кто-нибудь совершит ошибку.

Кто бы мог предположить, что ошибка случится не где-нибудь, а в Роттердаме. Том самом древнем голландском городе, который едва ли узнал бы кто-либо из купцов, живших в нем сто лет назад, или даже английский солдат, прошедший через него в суматохе поцелуев и цветов в начале 1945 года. Лишь небольшой Старый город сохранил элегантные особняки восемнадцатого столетия, но громадный порт был отстроен заново, по сути дела являлся самостоятельным городом из стали, стекла, бетона, хрома, воды и кораблей.

В то время как разгрузка огромного количества нефти, необходимой для функционирования Европы, осуществляется на искусственных островах с насосами и трубами, расположенных в море, основной специальностью Роттердама является выгрузка контейнеров. Хоть и уступающий размерами гамбургскому, здешний порт такой же современный и механизированный.

Голландская таможня, работая в тесном сотрудничестве с полицией и употребляя избитую фразу, «действуя в соответствии с полученной информацией», разоблачила и задержала старшего таможенного инспектора по имени Петер Хогстратен.

Однако этот хитрый и изворотливый чиновник намеревался добиться снятия с себя всех обвинений. Он знал, что сделал и где хранятся его деньги, переведенные Картелем на его банковский счет. Хогстратен собирался выйти на пенсию и насладиться своим состоянием вплоть до последнего цента. У него не было ни малейшего желания признавать свою вину и в чем-либо сознаваться. Он намеревался разыграть свои «гражданские права» и «права личности» до последней карты. И тревожило его только то, откуда правоохранительным органам известно так много. Кто-то где-то выдал его с потрохами; в этом Хогстратен был уверен.

Гордящиеся своими сверхлиберальными законами Нидерланды приняли у себя огромный преступный мир, и, возможно, вследствие крайней вседозволенности значительная часть этого мира находилась в руках иностранцев-неевропейцев.

Хогстратен работал в основном с одной такой бандой, состоящей из турок. Он знал правила торговли кокаином. Товар принадлежал Картелю до тех пор, пока не выезжал за ворота контейнерного порта на автострады Европейского союза. Только тогда он переходил в руки турецкой мафии, которая заплатила пятьдесят процентов авансом, а вторую половину доплачивала после получения кокаина. Поэтому партия, перехваченная голландской таможней, должна была нанести удар по обеим сторонам.

Туркам придется заказывать новую партию кокаина, при этом они наотрез откажутся платить новый аванс. Но у турок имелись свои получатели, которые также сделали заказ и ждали товар. Умение Хогстратена проводить контейнеры и другой груз через таможню было неоценимым, и он получал за свою работу очень неплохие деньги. Продажный чиновник был лишь одним звеном на пути кокаина из колумбийских джунглей до голландской вечеринки, состоявшем не меньше чем из двадцати уровней различных участников, которым приходилось выплачивать свою долю, но его роль была решающей.

Ошибка произошла вследствие личных проблем старшего следователя Ван дер Мерве. Всю свою жизнь он проработал в Королевской таможне Нидерландов. Через три года после начала службы он перешел в отдел криминальных расследований и на протяжении многих лет перехватил горы контрабанды. Но годы берут свое. Ван дер Мерве страдал от простатита и пил слишком много кофе, что являлось дополнительной нагрузкой на его и без того ослабленный мочевой пузырь. Молодые коллеги втихомолку посмеивались над ним, но страдалец не видел в этом ничего смешного. На середине шестого допроса Петера Хогстратена он просто вынужден был выйти в туалет.

С этим не должно было возникнуть никаких проблем. Ван дер Мерве кивнул своему коллеге, показывая, что всем пора сделать маленький перерыв. Коллега произнес в микрофон: «Допрос прерван на…» и выключил цифровое записывающее устройство. Хогстратен заявил, что хочет курить, а это означало, что его нужно отвести туда, где курение разрешено.

Политкорректность это запрещает, но гражданские права разрешают. Ван дер Мерве мечтал о том, как удалится на покой в свой сельский дом неподалеку от Гронингена, к любимым саду и огороду, где сможет до конца дней своих заниматься тем, что ему так нравится. Все трое встали.