– Что случилось, Мануэль? – взволнованно спросила Кристина и теперь уже сама взяла его за руки. – У тебя какие-то проблемы? Тебя что-то беспокоит? Расскажи мне! Если я чем-то смогу помочь…

Мануэль пристально взглянул в лицо девушке, словно оценивая, что видит, и жестко сказал:

– Да, ты можешь помочь. Отведи меня еще раз в кибитку.

Кристина даже отпрянула от резкого тона.

– У меня проблема, – тут же сменил тон воздушный гимнаст, воровато оглянулся и перешел на шепот: – Мой дар слабеет. Каждое выступление дается мне все труднее и труднее. Если и дальше так пойдет, то я вообще не смогу выступать.

Кристина беззвучно ахнула. Как же так?

– Я думаю, дело в том, что мой дар получен не от «Колизиона». Я принес свой из «Обскуриона». И, похоже, он иссякает. Именно поэтому я так и хочу попасть в кибитку. И поскольку ты – единственная, кто был там уже не раз и не сошел с ума, я бы очень хотел, чтобы ты была со мной рядом в этот момент.

Сердце Кристины сжалось от сопереживания, сметая все остатки сомнений и колебаний. Бедный, бедный Мануэль, как же ему тяжело!

– После представления, – пообещала она.

– Почему не прямо сейчас? Время есть!

– Это мой родной город, – тихо ответила Кристина. – Это… тяжело для меня. Мне нужно настроиться. Справиться с этим. Понимаешь?

Она говорила чистую правду, и Мануэль это почувствовал.

– Конечно, – согласился он. – Я все понимаю.

Глава 16

Полосатый бело-фиолетовый купол возвышался над разложенным цирк-тауном. Все было готово: флажки реяли на ветру, карусели перемигивались разноцветными огоньками, пачки с попкорном, леденцы и сладости красовались на полках киосков, горели лампочки всех форм и размеров в палатке Вита, ходулисты в пестрых нарядах стояли наготове, аккордеонистка в черно-белых полосатых штанах, фиолетовом пиджаке и черном цилиндре сидела на большом полосатом мяче с инструментом в руках, и Те занял свое место в будке капельдинера. Все на месте – кроме разве что небольшого шатра, в котором предсказывала будущее Графиня, да канатоходца, о потере которого напоминал неприкаянно бродивший среди циркачей Апи. Все готово к первым посетителям.

Но их не было.

Обычно народ начинал подтягиваться за час до представления. Сейчас до начала оставалось меньше получаса, но возле разбитого на стадионе цирка не появилось ни единого человека. Даже случайные прохожие – и те, казалось, словно сговорились и выбирали другие маршруты.

– А ты точно развесил афиши? – донесся до Кристины чей-то вопрос.

– Ну разумеется! – ответил Ковбой. – Думаешь, я взял афишу, сделал целую пачку копий, а потом ее выкинул?

Обычно незадолго до представления все циркачи, не занятые в цирк-тауне, занимались тем, что делали последние приготовления: поправляли костюмы, проверяли грим и экипировку. Кто-то оставался в своих трейлерах и автобусах, кто-то настраивался на выступление непосредственно под куполом, за кулисами.

Но сейчас артисты как-то незаметно сгрудились у входа в цирк-таун, образовав красочную толпу, и все как один смотрели в стороны улиц, с которых, по идее, должны были появиться зрители.

– Что происходит? Почему никого нет? – бежал шепоток.

Кристина чувствовала, как всеобщая нервозность захватывает и ее. Она то и дело проводила руками по расшитому пайетками костюму и одергивала себя, когда ловила на том, что нервно тянется к лицу, – нельзя, размажет грим, который она так старательно накладывала! Подумать только, еще недавно Кристина переживала, что увидит среди зрителей знакомые лица. А сейчас она беспокоилась уже о том, появится ли вообще хоть кто-то.

Что же пошло не так?

– Я так понимаю, прежде ничего подобного не случалось, да? – вполголоса спросила она стоявшую рядом Риону.

– Во всяком случае, не на моей памяти, – напряженно отозвалась та.

– Кабар! – позвал кто-то из толпы. – Эй, Кабар? Что происходит?

– Без понятия, – мрачно отозвался Кабар, неохотно выходя из одного из киосков. Он был раздражен и зол после того, как два часа обдумывал новый номер с метанием ножей, в котором будет выступать только он один.

– Что значит «без понятия»? Ты же директор цирка!

– Я не директор. Я всего лишь взял на себя пару организационных моментов, пока настоящий директор трусливо прячется.

– Значит, как выпендриваться перед той дамочкой из «Обскуриона», так он директор! А как решать проблемы – тут же не директор, – вполголоса пробормотала Риона.

Кристина не смогла даже усмехнуться в ответ, ее пронзила паника. Она представила себе, что прямо сейчас окажется на месте Кабара – как настоящий, выбранный цирком директор. Спрашивать будут с нее – и что она скажет? Она без понятия, почему нет зрителей!

Растерянность, смятение и тревога конденсировались в воздухе, словно облако.

В мозаике испуганных, озадаченных и неуверенных людей лишь трое выглядели спокойными: байкерша Дукати, которая, скорее всего, просто не понимала, что происходит, потому что еще не видела ни одного представления, Те, который, кажется, все понимал, но держал свои знания при себе, и Ковбой, который, похоже, был просто настроен философски: чему быть, того не миновать, а раз так, то смысл переживать?

* * *

В «Колизионе» не было часов с боем, каждый пользовался наручными часами или телефоном, и все же, когда наступило семь вечера, какие-то невидимые часы пробили – так громко, что все вздрогнули.

Семь вечера. Время начала представления. И полностью пустой зал, ни единой живой души.

– Темнота… – ворвался в звенящую тишину голос Апи. – Пустота… Не уйдем мы… никогда…

– И что делать будем? – нервно спросила Кристина, ни к кому конкретно не обращаясь, лишь бы только не дать мальчишке и дальше петь свою жутенькую песенку.

– Расходимся, наверное, – неуверенно предложил кто-то из акробатов.

– Нас не видят… Нас не слышат… Мы не живы… Мы не дышим… – продолжал тянуть Апи.

Издалека донесся протяжный вой. Кристина вздрогнула. Бездомная собака? Или – гончие?

Похоже, мысль о гончих пришла в голову не только ей.

– Наверное, надо выступать, – неуверенно предложило несколько голосов.

– Перед кем? Видите хоть одного зрителя? – возразили другие.

– На арене… под шатром… – продолжал Апи. – Все уйдут… и мы умрем.

– Ну вот! – неожиданно тонко воскликнул Лас, которого было не видно и не слышно с тех пор, как пропала Графиня, и в его голосе отчетливо прозвучали надрывные истерические нотки. – Всё так и есть! Все ушли! Точнее, не пришли. Не пришли – и теперь мы умрем!

Циркачи все как один повернулись к Ласу. Людей в состоянии неопределенности и испуга любое неосторожное слово может заставить увидеть плохие знаки, поверить в худшее и столкнуть в пучину истерики.