Австрийцы приказали уничтожить в городе всех почтовых голубей. Один из наших агентов – сторож пожарной каланчи был застрелен ландштурмистами[185]при попытке передать нам ночью световые сигналы. Не получилось установить связь и с нашей агентурой из числа беженцев, которые влачат там жалкое существование в приютах, получая паек в пять копеек на день.

Воздушная разведка, к сожалению, дает данные лишь о состоянии оборонных сооружений, которые и так хорошо были изучены нашим Генеральным штабом еще до войны. Пленные нижние чины и рекрутированные возники-форшпаны[186]дают разноречивые показания в виде слухов, циркулирующих в гарнизоне.

Сейчас же, накануне решающего штурма, крайне важно знать истинные намерения их командования – решатся ли они обороняться до последнего, пойдут на прорыв или сдадутся. Вот, кстати, их последний сто пятьдесят третий номер газеты, найденный в сбитом нами аэроплане. Здесь обращение Франца-Иосифа к защитникам крепости: стоять до конца. В целом показания пленных склоняют к мысли, что они все-таки решат сдаваться: моральный дух в крепости упал до крайности, солдаты подавлены и апатичны и думают только о том, как бы скорее избавиться от холода и голода. В этой связи нам важно знать, каковы пищевые запасы в крепости – действительно ли они кончаются? Перебежчики говорят, что у населения реквизируется скот, зерно и картофель.

Как вы понимаете, капитан, добыть такие важные сведения мы можем поручить только опытному офицеру. Инструкция нашей тайной военной разведки допускает использование в военное время в качестве агентов офицеров, если для этого требуются особые военные знания и, конечно, если они заявляют о своем добровольном согласии. Выполнение таких поручений, – со значением добавил полковник, – особо ценится и награждается как доблестные подвиги.

Итак, если у вас нет сомнений и вы решительно готовы, вам предстоит в короткий срок пройти вместе с двумя другими кандидатами надлежащую подготовку. Организовать ее поручено штабс-капитану Отдельного корпуса жандармов Кайданову. Кто из вас будет более подготовлен, тот и будет заброшен в город.

С порядками в гарнизоне крепости и тамошней городской обстановкой вас подробно ознакомит перебежчик-венгр. – С легкой усмешкой полковник добавил: – Он полностью перешел на нашу сторону, когда получил заверения, что мы не посягнем на независимость Венгрии, а намерены уничтожить только Австрию. Только не нахватайтесь у него социал-демократический идей, которыми он пропитан до мозга костей.

В тот же день Белинского доставили в назначенный пункт подготовки в районе населенного пункта Рябково, где его ожидал штабс-капитан Кайданов.

– Вам следует подготовиться к любому из возможных способов заброски в Перемышль, – сразу приступил к делу капитан. – К сожалению, выбор у нас небогатый. Самый незамысловатый, но и рискованный: это вместе с нашими армейскими разведчиками попытаться преодолеть все заграждения и минные поля, а дальше уже самостоятельно – военно-жандармские кордоны. Другой – одеть их солдатскую форму и смешаться с оборонцами во время их очередной вылазки. Правда, для этого следует знать место и время их планируемой атаки. Безусловно, безопаснее проникнуть в город под землей, но у нас уже нет времени на длинные подкопы. Разве что наши инженеры найдут способ, как добраться до подземного хода, который, по агентурным данным, идет от форта V к городскому кафедральному собору. Имеется еще один способ: преодолеть оборонное кольцо на воздушном шаре. Лично мне это кажется маловероятным. Мало того что ночной полет неопытного авиатора непредсказуем, австрийцы, обнаружив на рассвете шар, наверняка выставят непроходимые кордоны на подходе к городу.

– А вот и ваши соперники, – показал в окно штабс-капитан.

У входа в казарму двое военных в измазанных маскировочных халатах ножами счищали с сапог толстые комья глины. Солдат принес ведро с водой, и те стали умываться.

– К грязи и мокрому снегу быстро привыкаешь, – наблюдал за ними Кайданов. – А вот вши!.. Эта сволочь серьезно одолевает нашего брата. Солдаты шпарят одежду кипятком, бьют о камни, закапывают в снег, дерут лошадиной щеткой – и ничто ее не берет, проклятую… – Унтер-офицер из вольноопределяющихся граф Сумаров, – представил одного из них Кайданов, когда офицеры вошли в казарму.

Тот с извиняющейся улыбкой развел мокрые руки. На вид ему было не более двадцати пяти лет. Невысокий, худощавый, с веселыми огоньками в больших светлых глазах, он более походил на ученика гимназии, чем на армейского разведчика. Как поведал позже Кайданов, Сумаров прибыл из гусарского Ингерманландского полка, где служил при штабе переводчиком с чешского языка.

– Зауряд-прапорщик Михаил Баюш, – сам представился другой, смахивая капли с черных усов. Он был постарше, тоже невысокий, но крепкого телосложения, с мощной шеей и большими жилистыми руками. На груди красовалась медаль «За храбрость». Получил он ее за то, что притащил на себе из тыла противника австрийского полковника. Знание мадьярского языка добавляло ему очков как разведчику.

В тот же день Белинский приступил к подготовке; ему предстояло многое наверстать, чтобы догнать Сумарова и Баюша в умении проходить заграждения и минные поля, незаметно ползать по перепаханной снарядами нейтральной полосе, подавать световые сигналы, сходиться в рукопашном бою, умело работать финкой и ловко выхватывать из кармана наган. Разведчики усиленно тренировались, а рядом шла напряженная подготовка к штурму: солдаты, невзирая на погоду, днем и ночью долбили мерзлую землю, прокладывая в каменистом грунте ходы сообщения, устраивали новые землянки и укрытия, набивали землей мешки для укрепления брустверов, готовили штурмовые лестницы и специальные приспособления.

Главным источником информации о крепости для разведчиков был перебежчик унтер-офицер Бела Борши, бывший начальник полевого караула гарнизона. До войны он работал учителем в народной школе и хорошо знал немецкий язык. В плен к русским он привел с собой тридцать солдат в полном походном снаряжении. Свой поступок объяснил тем, что не счел вправе рисковать жизнью семейных людей «ради интересов господствующих в Австрии евреев». По его словам, положение в крепости выглядело довольно мрачным. Голод и холод, цинга и тиф косили ежедневно сотни людей. Возмущение военных бессмысленной обороной было на грани настоящего бунта, к чему и призывали появившиеся прокламации. Помимо этого, участились жестокие столкновения солдат разных национальностей.

Чтобы сохранить порядок, командование прибегало к крайним мерам. За упаднические настроения однажды ночью были расстреляны десять чехов. Все чаще стали применяться дисциплинарные наказания для солдат, так называемые szpange и slupka – подвешивание на столбах за запястья или с закованными в кандалы конечностями.

Многие из солдат такой палочной дисциплине предпочитали плен.

Очередной перебежчик – батальонный трубач – сообщил о готовящейся ночной вылазке частей дивизии генерала Тамаши в районе Медыки. В штабе решили использовать это для заброски разведчика.