В 2.30 по местному времени пилот вертолета поднял машину и вылетел курсом северо-запад. На высоте две тысячи, когда машина достигла отметки 43 точно северной широты и 45' 44" к востоку от Гринвича, десять десантников покинули свои места. Предпоследним прыгнул Орешин, за ним Саша Гвоздев.

— Точно попали. — Орешин отметил время сбора отряда. — Пролетели бы еще метров пятьсот, и Сашку пришлось бы снимать с горы.

— Водила хороший попался, — констатировал Ремез.

Вертолет прошел над базой чеченских боевиков, не снижая скорости, на приличной высоте. Над базой он не кружил. Если боевики и засуетились сейчас, поднятые на ноги ночным секретом, вскоре успокоятся. Заснут не сразу, некоторые только к утру, значит, спать будут дольше.

До рассвета оставалось около часа. В темноте можно было наткнуться на «растяжку»[9], однако продвигаться, освещая себе путь фонариками, глупо, не за тем прибыли сюда.

Судя по карте, расстояние до базы боевиков составляло около семи километров. Если двинуться в путь с восходом солнца, через час можно занять места в соответствии с планом разработанной операции. Вряд ли малочисленный отряд чеченских боевиков выставляет посты вдалеке от лагеря. В двенадцати километрах к востоку, у безымянной горной речки находится еще один лагерь боевиков. «Почистить» бы и его — наверняка там пленные, наши солдаты, но не хватит времени, отход расписан по минутам.

«Ладно, в следующий раз», — думал Орешин. Хотя такая близость чеченской базы подмывала совершить решительные действия.

«Так, — снова продолжил размышления командир, — по плану нам надлежит двигаться по пересеченной местности. В темноте опасно, можно налететь на „растяжку“, поэтому начало продвижения приурочено к рассвету. А что, если...»

Орешин четко представил себе карту местности. К Шали сходятся два хребта — Скалистый и Сунженский. На севере Шали соединен с Аргуном обычной автомобильной дорогой, в обратном направлении она ведет к чечено-дагестанской границе. Строго на юг, вдоль реки, также проходила дорога, она соединяла Шали с Советским и далее с Хал-Килой. До базы боевиков, где прятали Евдокимова, дорога не доходила примерно с километр, оставляя ее в стороне. Если более точно, то восемьсот метров. Это расстояние отмечено на карте даже не как грунтовая дорога, а как тропа. Притом по ней можно проехать на машине. Что, собственно, боевики и делали, выезжая на основную трассу.

Если тронуться в путь сейчас, но не по пересеченной местности, а выйдя на автодорогу, то можно добраться до чеченского лагеря к рассвету и взять боевиков на заре. Сэкономить час. А дальше...

Мысль о соседнем лагере боевиков не давала Орешину покоя. Каких-то двенадцать километров. И столько же чеченцев. Ну пусть их будет пятнадцать, двадцать.

Мысленно он уже нарушил приказ командования, хотя пока не решился довериться своим бойцам — только слово скажи, сразу одобрят.

Орешин не знал, как ему поступить. «Другой раз», о котором он думал, может затянуться на месяцы, годы. К тому времени большинство пленников будут мертвы. К тому же еще одна вещь не давала покоя командиру «беркутов». Ясно, что Евдокимов был не единственным русским в лагере, обычно на базах держат до пяти-шести пленников, они готовят, стирают, служат развлечением для боевиков. И вот пленники исчезли, а остались трупы чеченцев, которых вскоре обнаружат в лагере их товарищи по оружию. Налицо силовая акция российских спецслужб. Ближайшая база в двенадцати километрах, на русских пацанах тотчас отыграются. На других базах вряд ли, а вот на ближайшей... Могут изобрести что-нибудь показательное, изуверское, которое не раз видели командир и его бойцы во время боевых операций на Северном Кавказе.

Время шло, Орешин, проклиная себя за слабость, в кровь кусал губы. Помогло слово «карьера», которое он не любил, а именно: крест на собственной карьере, если он решит действовать по совести, а не по приказу. Даже совесть тут ни при чем, он будет работать в соответствии со сложившейся ситуацией. А она позволяла ему «почистить» еще одну базу.

«Да, совесть тут совсем ни при чем», — усмехнулся командир.

— Вот что, ребята, — тихо обратился он к бойцам. — Предлагаю выйти к лагерю боевиков с востока, а не с юга, как нам предписывалось. Не боясь «растяжек», открыто пройдем автодорогой, при появлении транспорта будем сходить с нее. Не дает мне покоя соседняя база.

* * *

В 4.10 были уже на месте. Северо-восток светлел на глазах, горизонт широкой полосой окрашивался в розовый цвет.

В лагере было только одно строение — грубо сколоченный сарай, боевики жили в пяти военных палатках. Посередине базы — два врытых в землю столба, поверх них приделана металлическая труба — турник. Под ним пудовая гиря. В шести метрах от «турника» — яма, забранная деревянной решеткой, поверх нее также отрезок длинной трубы, оба конца вставлены в проушины, торчащие из земли.

Запор так себе, подумал Орешин. Из ямы можно ухватиться за трубу и толкать ее, пока она не выйдет из проушин. Только вот потом что делать?.. Далеко не уйдешь. Обидно, конечно, тому, кто находится в яме.

Помимо всего прочего неподалеку от первой палатки стояли две порядком раздолбанные «четверки».

Ночной дозор состоял всего из двух человек. Один из них, аккуратно подстриженный чеченец, расположился на стандартном поддоне для транспортировки грузов, который был укреплен между двумя деревьями на высоте трех метров. Одной рукой часовой придерживал «РПК», другой массировал подбородок, заросший бородой. Сооружение находилось в пятидесяти метрах от лагеря и в четырех шагах от Михаила Зенина, который в совершенстве владел холодным оружием. Миша уже держал нож-"разведчик" в крепкой ладони, продолжая бесшумно сокращать дистанцию.

Для удобства к дереву была приставлена короткая лестница. Зенин не обратил на нее никакого внимания. Он прошел под поддоном, на котором валялось какое-то барахло, возникая перед боевиком спереди. Снимать его со спины Михаил не рискнул, мешали ветки, о которые мог задеть нож и изменить направление. У самой «караульной вышки» разведчик остановился. Плавно выдохнув, он перенес руку с ножом за голову, развернулся и быстро отступил на три шага.

Часовой на мгновение застыл. Он видел перед собой только могучую фигуру и незнакомое лицо, испещренное полосами масккарандаша, но не заметил ножа, который со скоростью артиллерийского снаряда летел ему в физиономию.

"Точно в «яблочко», — похвалил себя Зенин, видя только рукоятку метательного оружия, которое пробило глазное дно чеченцу, поражая мозг.

Второй часовой нес службу возле догорающего костра. На нем были наушники, надетые только наполовину — эту деталь очень хорошо видел Олег Аносов через оптику снайперской винтовки. Как только Зенин метнул нож, Орешин тихо скомандовал снайперу: