«На все наши предложения сдаться “Минин” ответил отказом, — написал Дубровский в радиограмме, хотя никаких сообщений “Минин” ему не передавал ни по радио, ни по флажковой почте, — веду по ледоколу стрельбу из артиллерийских средств, имеющихся на борту “Канады”».

Прочитал радиограмму, подписал её и торжественно передал чернявому матросу:

— Отбей спешно!

— Есть! — браво ответил матрос и принялся за дело.

Дубровский с облегчением вытер о бушлат руки.

— Теперь мы «Минина» потопим. Вместе с пассажирами и бриллиантами, которые они вознамерились увезти из России. — Голос его сделался возбуждённым. — Не получится, господа!

Он почти выкрикнул свою угрозу, вновь вытер о бушлат руки и поспешил на нос ледокола, где стояло старое, с облезшим стволом орудие, которое обслуживали два таких же облезших небритых артиллериста.

— Заряжай! — скомандовал им Дубровский.

Артиллеристы неспешно загнали в ствол орудия снаряд.

— Поторапливайтесь, — подогнал их Дубровский. — Чего на ходу на собственные слюни наступаете? Так бестолковки себе повредить можете.

— Торопёжка знаешь где нужна, комиссар? — лениво ответствовали ему артиллеристы. — При ловле блонда на перемещениях на чужой жене с одного края на другой...

— Поговорите тут у меня. — Дубровский повысил голос. — Огонь!

Орудие рявкнуло устало, подпрыгнуло на палубе, но, окороченное цепями, всадилось колёсами и станиной в железный лист. Сильно запахло горелым.

На «Минине» каждый такой выстрел противника ждали с содроганием: брони ведь на ледоколе никакой, защиты — тоже, всё обнажено. К тому же народу полно, кричат женщины, плачут дети. Одно попадание может вызвать пожар, панику, катастрофу. Люди, находившиеся на палубе, невольно сжимались, когда с «Канады» доносился очередной пушечный хлопок.

— Ы-ы-ы, — не сдержал себя кто-то из стариков-купцов, завыл — умирать не хотелось.

Снаряд черкнул по льду метрах в пятидесяти от «Минина», взбил длинный сноп огненных брызг, дал «козла» — взлетел над торосами метров на сорок, приземляясь, всадился в твёрдый надолб и отпрыгнул в сторону. Мог совершить опасный прыжок к ледоколу и всадиться в его борт, но рука Всевышнего отвела опасность — снаряд ушёл в противоположную сторону.

Громыхнул взрыв. Вверх гигантским фонтаном полетело искристое ледяное сеево.

Пушки, снятые с «Ярославны», были необдуманно поставлены на нос, чтобы ответить «Канаде», надо было развернуться к ней носом, что во льдах не всегда можно сделать. Кроме того, из одного орудия нельзя было стрелять: когда его поднимали на борт «Минина», оказался свёрнутым замок.

— Сбросьте повреждённую пушку за борт! — раздражённым тоном приказал Миллер.

Покалеченное орудие сбросили на лёд, чинить его всё равно было некому, вторую пушку с трудом перетащили на корму и, чтобы она не подпрыгивала при выстреле по команде «Пли!», прикрутили толстой проволокой к двухтавровым металлическим балкам, которыми была укреплена палуба.

Руководил работами седой артиллерийский подполковник со спокойным, каким-то застывшим лицом — это был след контузии на германском фронте; офицеры, собравшиеся на палубе, подгоняли его, но на все понукания подполковник не обращал никакого внимания.

«Канада» тем временем дала ещё пару залпов и взяла «Минина» в вилку.

Фронтовые офицеры, хорошо знавшие, что такое «вилка», удручённо замолчали. В трюмах, где находились люди — в основном нижние чины, началась паника.

— Заряжай! — скомандовал подполковник своим помощникам.

Помогали ему два артиллериста — прапорщик и подпоручик с двумя солдатскими Георгиями, пришпиленными к шинели. Со стороны «Канады» пришёл ещё один снаряд, лёг недалеко от «Минина» в лёд, срубил толстый, похожий на огромный сейф надолб и нырнул в забитую снегом глубокую трещину.

Подпоручик с солдатскими Георгиями проворно подхватил из ящика снаряд, передал его прапорщику, тот ловко загнал чушку в ствол орудия.

Подполковник на глаз прикинул расстояние, разделявшее два ледокола, поправил прицел и, подав самому себе команду, дёрнул пушку за кожаный шнур.

Раздался выстрел.

* * *

Когда с беззащитно невооружённого «Минина», который можно было взять голыми руками, раздался выстрел, Дубровский даже вспотел от неожиданности — залп этот прозвучал очень уж внезапно, — комиссар выругался и стёр пот со лба. Снаряд пронёсся над мачтами «Канады» и шлёпнулся в чёрную дымящуюся воду, взбил её пенистым шипучим столбом.

— Вот белые сволочи! — выругался Дубровский. — Откуда у них пушка взялась, а? Вот скоты!

Орудие на «Минине» ударило вновь. Белый расчёт стрелял точнее, чем красный, — второй снаряд лёг к «Канаде» ещё ближе, и был он страшнее, чем первый, Дубровский на этот раз присел и закричал на артиллеристов:

— Вы чего телитесь, мазилы? Заряжайте скорее пушку, не телитесь!

Если уж в спокойной обстановке, когда в «Минин» можно было попасть плевком, расчёт не мог взять верный прицел, то в суматохе он тем более мазал. Очередной снаряд ушёл в сторону настолько далеко, что не было видно даже взрыва. Лишь дрогнул лёд да с нескольких надолбов слетели непрочные снежные шапки.

— Мазилы! — отчаянно запричитал Дубровский. — Руки у вас такие кривые, что вы, наверное, даже ложку мимо рта пронести можете. Заряжай орудью снова!

Артиллеристы поспешно зарядили пушку.

— Пли! — истошным командным голосом прокричал Дубровский.

Пушка, словно бы отзываясь на команду, послушно рявкнула, приподнялась над железной палубой «Канады» и со всего маху хлобыстнулась колёсами в металл. Вслед за рявканьем послышался печальный звон.

С «Канады» было видно, как раскалённый снаряд проткнул пространство, оставил в нём тёмную длинную полосу и шлёпнулся на ледяную площадку, скрытую грядой высоких торосов. Взрыва не последовало — снаряд оказался бракованным, не взорвался.

Следующий снаряд также ушёл в сторону.

— Бабы вы, а не пушкари! — прокричал Дубровский, содрал с себя бескозырку — он модничал и ходил в мороз в бескозырке, которая никак не сочеталась с романовским полушубком. — У вас что, руки из зада растут? Пехальщики!

Что такое «пехальщики», артиллеристы не знали, дружно насупились и сказали Дубровскому:

— Знаешь что, комиссар, попробуй сам стрелять из этой дуры! У неё ствол кривой!

— У самих у вас кривые стволы! — проорал в ответ комиссар и скомандовал вновь: — Заряжай!

— Не будем, — угрюмо проговорили артиллеристы.

Дубровский лапнул себя за бок, где висел маузер.

— Заряжай!

Артиллеристы нехотя загнали снаряд в ствол орудия. Вполне возможно, что именно эта разобщённость, несогласованность в действиях красного расчёта сыграла свою роль, и «Минину» удалось уйти; возможно, что сыграло роль и другое: белый расчёт под руководством профессионального артиллериста-подполковника стрелял много точнее красных.