Водитель решил взять меня хитростью. Он сумел открыть свою дверь и выпрыгнул наружу. Мы с Татьяной смотрели, как он колобком обежал вокруг «Понтиака» и с лету кинулся в объятия Родиона. В росте они заметно разнились, отчего Родион обнял водителя за уши, а водитель Родиона за живот.

– Он здорово похудел, – сказала Татьяна.

– В Хэдлоке, наверное, кормили только рисом, – предположил я. – А Родион любит свинину и мясные салаты… Смотри, как водила перед ним танцует.

– Ему идет борода, – произнесла девушка, не отрываясь от тонированного стекла, словно от экрана телевизора, где шел какой-то невероятный фильм. – Он похож на Иисуса Христа. Ровный тонкий нос. Подвижные губы. Высокий чистый лоб… Икона!

Я скрипнул зубами и резко возразил:

– Нет, нисколько не похож! Ему до Иисуса, как мне до Алена Делона. У Родиона глаза светлые, почти водянистые. Волосы редкие. И вообще, борода делает его лицо невыразительным.

В горах Родион принципиально не отпускал бороду, что повально делали все высотники. Даже на стене, после холодных ночевок, он умудрялся бриться электрической «Сони», подсоединяя ее к аккумуляторам от радиостанции. А тут вдруг – борода. Если это «театральный макияж», то относиться к нему надо было соответственно, а не писаться от восторга.

– Ладно, открывай, – попросила Татьяна. – А то переиграем.

Я отпустил запорную кнопку и вернулся на заднее сиденье. Словно желая спрятаться в самом себе, руками и ногами начал плести кренделя. Поза моя в итоге стала выражать абсолютный нигилизм и скептицизм. Со злой усмешкой я косился на вошедшего в салон Родиона. Татьяна держала в согнутых руках, словно вязанку хвороста, большой букет роз и не знала, что с ним делать. Водитель суетился снаружи, затаскивая в салон рюкзак и сумки, и с тревогой поглядывал на меня. Он не позволял мне расслабиться ни на секунду.

– Здравствуйте… – пробормотала Татьяна и порозовела. – Это вам, Родион Святославович.

– Да убери ты свои лютики! – махнул рукой Родион, словно хотел сказать, что вся эта вычурная церемония ему не по душе, и отвел букет в сторону.

– Родион… – убедительно играя шок, произнесла Татьяна. – Вы… ты меня не узнаешь?

– Тебя? – переспросил Родион, будто речь могла идти о ком-то другом, и, взяв лицо Татьяны в свои широкие ладони, стал пристально рассматривать ее глаза. – Запамятовал, кто ты такая… Фельдшерица? Повариха? Горничная?

– Я Татьяна… Я твоя невеста, Родион, – пробормотала девушка.

– Ты обрати внимание! – громко крикнул я водителю. – Ты смотри внимательно, потом всем расскажешь!

Водитель искоса и со страхом смотрел на своего хозяина. Он был уже окончательно сбит с толку и не знал, чью же позицию ему занять.

– Невеста?! – обрадованно воскликнул Родион. – Что ж ты, милая, сразу не сказала!

И очень охотно, трижды расцеловал Татьяну. Низкий потолок помешал ему сделать это как положено, крест-накрест – голова упиралась в низкий потолок, и получился не совсем формальный поцелуй. Родион, похоже, принадлежал к числу тех актеров, которые, изображая под софитами любовную сцену, успевают не только сорвать аплодисменты, но и получить физическое удовольствие. Я, конечно, человек ревнивый и не всегда бываю объективным, но мне показалось, что Татьяна подставляла свои губы Родиону со скрытым удовольствием.

– Нет! – привлекал я внимание водителя. – Ты смотри, смотри, чтобы потом не говорил, что не видел! Он никого, кроме меня, не знает!

– Да, – нерешительно кивал головой водитель, переводя взгляд с меня на Родиона и обратно. – Дело нечисто… Тут что-то не то… Несостыковочка какая-то…

– Это еще какая несостыковочка? – загудел Родион, отрываясь от Татьяны и поворачиваясь к водителю. – Ты что ж это, холоп, хозяина своего не признаешь? Забыл, как на своем ржавом «запоре» колдобины утюжил? Служить у меня надоело?

Водитель страшно побледнел, заморгал глазами, изобразил на лице вымученную улыбку и, задыхаясь от подобострастия, стал торопливо оправдываться:

– Родион Святославович, дорогой! Бес попутал… Ночь не спал, все плывет перед глазами… А мы чего только не передумали… Елки-моталки! Это ж надо – живого человека чуть не похоронили… А я как чувствовал… Вот отцу радость-то!

– Это кто собирался меня хоронить? – вскинул брови Родион и обвел взглядом салон. Он был настроен благодушно, но, как положено барину, даже в хорошем настроении ласково грозил подчиненным поркой. – Это кто так любит меня, что уже мысленно отправил меня на небеса? Распустились, голубчики!

– Так, Родион Святославович, как же в стаде без паршивой овцы-то? – Водитель становился все более словоохотливым, заглаживая свой промах.

– Всех паршивых отправлю под нож, – как бы походя заметил Родион. Он играл убедительно, и давалось ему это легко, потому как играл самого себя – богатого и избалованного властью денег человека. – Батюшка мой, полагаю, распустил вас основательно. Предупреждаю, что грядут большие кадровые перемены.

– И то верно, Родион Святославович, – еще больше оживился водитель, услышав про кадровые перемены. – Кто не хочет работать – пусть уходит! Вот Татьяна не даст соврать – я никакой работы не боюсь и служить вам буду верой и правдой…

Он с остервенением схватился за руль, как Павка Корчагин за кирку. От волнения не сумел с первого раза тронуться с места – машина дернулась, и мотор заглох. Из зеркального прямоугольника, висевшего над его головой, на меня смотрели два больных от страха и напряжения глаза. Водитель таял от слабости, ожидая от меня поступка, который снова бы поставил его перед выбором. Вот Татьяна села, комкая пальцами целлофан, обнимающий букет. «Быстрее бы все кончилось!» – подумал я, глядя на ее атласные коленки, выглядывающие из-под края зеленой юбки.

– Прекрасно выглядишь, – словно соглашаясь с моими мыслями, сказал Родион Татьяне и повернулся ко мне. Самой заметной деталью его лица был крупный, с горбинкой нос – лоснящийся, ярко-малинового цвета, будто вымазанный в губной помаде. Солнечные лучи успели глубоко проникнуть в кожу, пропитав ее лучистой энергией, и казалось, что нос Родиона горячий, как жало паяльника.

– Вы знаете, – торопливо заговорила Татьяна, будто продолжая тему о своей привлекательности. – Мы так изнервничались за эти недели… Все словно сошли с ума! Все мысли, все разговоры – только о тебе…

Она, путаясь в формах обращения, пыталась встать буфером между моей непредсказуемостью и Родионом. Водитель понял, что девушка тоже боится моей правды и спешно стелит Родиону соломку, и с тем же запалом, с каким таскал сумки, принялся помогать ей:

– Народ чокнулся, Родион Святославович! Одни верили, что вы живы, другие говорили, что вы – это не вы… Татьяна не даст соврать – бес поймет, что только людям в головы…

– Шампанское где? – перебил его Родион вопросом, адресованным мне. Он даже приподнялся.

Танюха выпрямила атласную ножку и слишком усердно вдавила острый каблучок мне в ногу, мол, хватит нагнетать обстановку, водила уже заглотил наживку, можно расслабиться. Мотор снова заглох, и стало тихо. Я понял, что эта тишина – для меня.