— Ну ладно, меня эта бронзовая баба не интересует.

Часы у вас хорошие есть?

— Какие вас интересуют?

— Что б не хуже этих, — и Комбат показал на свой золотой хронометр.

Распорядитель магазина сразу же оценил вещь на запястье Рублева. Так же он оценил и запястье вместе с кулаком.

«Странный мужик, — подумал распорядитель. — Никогда раньше его не видел. На бандита не похож, да и на „нового русского“ не очень смахивает. В общем, странный тип, но при бабках, видно. Если у него два таких лося в охране, значит, он и сам крутой».

— Вы знаете, господин, таких часов у нас нет. Но я вам могу предложить швейцарские.

— А у меня, по-твоему, какие, не швейцарские, что ли?

— У вас швейцарские. Но у вас современный дизайн, в общем, модные часы. А это совсем старые — Бежу, начало века; Еще есть Павел Буре — золоченая луковица.

— Какая к черту луковица? Мне нужны часы от пола до потолка. И бить должны так, как на Спасской башне. Ты меня понял? Мелодию модную!

— Какую мелодию?

— Ну, «Вставай, страна огромная» или еще что-нибудь в таком роде.

— Есть у нас часы. Пойдемте, пойдемте, покажу.

Только они играют «Венский вальс».

— Тоже неплохо. Бывал я в Вене, захолустный город, захолустная страна, развернуться негде. И бедные они все. Правда, пиво у них ничего. Правда, ничего пиво? — обратился Комбат к Подберезскому.

А тот стоял, смущаясь, хотя и понимал, Комбат все делает правильно. Просто Подберезскому было стыдно — приходится изображать из себя прислугу Комбата и выглядеть мальчиком на побегушках.

А услужливый распорядитель, уже взял Комбата под локоть и повел к дальней стене, где словно солдаты в шеренге стояли часы в деревянных мундирах, похожие на дорогие гробы.

— О, вот это то что надо! — Комбат громко хлопнул в ладоши. — Только лачком потянуть. Что они у вас все какие-то облезлые, помыть некому, а?

— Они очень старые, конца прошлого — начала этого века. В этом весь шарм.

— Ты мне мозги не пудри про какие-то там шармы.

Мне надо чтобы они шли исправно, чтобы все было чики-чики, тик-тик. Понял, мужик?

И тут как бы для того чтобы придать своим словам и своему облику еще большую выразительность и правдоподобие, Комбат запустил руку в карман, словно бы пытаясь вытащить записную книжку, но вместо этого вытащил пачку долларов, в которой было не меньше тридцати тысяч. Пачку перетягивала аптекарская резинка.

— Черт подери, опять деньги! Полные карманы… Куда руку не сунешь… На, лови, спрячь, надоело носить, — и Комбат, не глядя, через плечо кинул пачку денег Подберезскому.

Тот ловко, как дрессированный пес, поймал ее на лету, и она мгновенно исчезла во внутреннем кармане куртки. А когда Подберезский распахивал куртку, то распорядитель увидел желтую кожаную кобуру и массивную рукоятку пистолета.

"Вот принесло! Вот незадача! — ему даже показалось, что Подберезский подмигивает ему. — Этакие придурки, если что не так, могут и пальбу начать.

Для них, судя по всему, закон не писан".

И вообще подобных клиентов седовласый мужчина никогда еще не встречал.

«И откуда их только занесло? Но, судя по всему, богат этот мужик бешено, хотя разбогател недавно, если деньги носит наличкой. Явно приехал из провинции».

— А вы откуда будете, господа?.. — вежливо заглядывая в глаза, с подобострастной улыбкой осведомился распорядитель.

— Тебе дело? Не бойся, деньги не ворованные, банки я не граблю. Чего там сейчас возьмешь? — и Комбат загоготал.

А затем, обойдя часы, поманил распорядителя указательным пальцем к себе и постучал ногтем по крупному бриллианту в перстне:

— Слушай, любезный, мне надо что-нибудь такое…

Ну, такое… — и Комбат принялся вертеть перед лицом опешившего мужчины растопыренными пальцами. — Ну, такое, чтобы все отпали. Представляешь, приходят ко мне гости… Чучело медведя у меня есть, белый медведь, все как положено, стоит на задних лапах. Такой величины, как мы с тобой вместе взятые. Глаза горят, в лапах поднос с бокалами, пузырьки идут… В общем, все чин-чинарем. Все у меня есть — и тачки, и бабы, и брюликов вагон и денег не мерено. Но ты знаешь, я хочу такое, чтобы ни у кого не было — ни здесь, ни заграницей, только у меня. Есть у вас такое?

— Я не совсем понимаю. Конкретизируйте, пожалуйста…

— Я же тебе конкретно говорю, цена меня не интересует. Ты мне показываешь вещь, если она мне люба — забираю, а если не люба — нет разговора. Понял?

— Да-да, кажется, я понял что вас интересует. Может, хотите подлинник старых голландцев?

— А что это такое? В Голландии я был. Это что, картину, что ли?

— Ну да, картину. Настоящая, подлинник, вторая половина восемнадцатого века.

— Э, браток, ты, наверное, меня не понял. Картины меня уже не интересуют, у меня их двенадцать штук и все подлинники, — Комбат чуть выговорил непривычное для его языка слово. — За них я кучу бабок вывалил. Больше картины и машины меня не интересуют.

Еще меня не интересуют брюлики, этим я сам торгую.

У меня их, как грязи у золотаря под ногтями.

— А что вас интересует?

Комбат пожал широкими плечами.

— Если бы я знал, к тебе не пошел бы. Я думаю, ты знаешь, раз тут стоишь.

— Погодите, погодите… Может, вы завтра зайдете? Я подумаю, поразмыслю, с друзьями посоветуюсь и тогда что-нибудь смогу вам предложить. Вы же понимаете, в зале у нас выставлено не самое ценное.

— Так показывай самое ценное, о чем речь?

— Самое ценное в коллекциях, на руках. И может, кто-нибудь, если предложить хорошую цену, согласится продать.

— Хорошую — это какую?

— Смотря что… — развел руками распорядитель.

— Значит так, — остановил его Комбат, — слушай сюда. Запиши мой телефон. Я буду пока в Москве, кое-какие дела надо утрясти. Живу я в «Космосе». Дай ему визитку, — бросил он Подберезскому.

Андрею опять пришлось лезть во внутренний карман куртки и опять показывать кобуру с пистолетом.

Когда визитка оказалась в руках распорядителя, он с удивлением прочел: «Борис Иванович Рублев. Бизнесмен». Кроме номера телефона на визитке больше ничего не было. Но визитка сияла золотом и была напечатана не на бумаге, а на пластике. Причем номер стоял гостиничный.

«Ничего себе, специально для нескольких дней в Москве визитку напечатал».

— Я вам обязательно позвоню, Борис Иванович.

— Можно просто Борис. Имя-то хорошее, как у вашего президента.

— Почему вы говорите «у вашего»?