— Вы чертовски правы — я имею в виду его, этого Слиппи, или Скиппи, или как он там еще себя кличет.

— Но почему… Я хочу сказать — какое он имеет отношение к этому?

— Ну в самом деле, Говард, неужели нужно вам все это раскладывать по полочкам? Поглядите в глаза фактам. Неделю назад этот парнишка, вразрез со всеми правилами поведения на занятиях, блюет на уроке французского. А вскоре обычная школьная дискотека превращается в кутеж с массовой рвотой. Связь, по-моему, неоспоримая.

Может быть, это и так, но мозг Говарда отказывается в это верить.

— Нет, Грег, я не могу представить себе, чтобы Джастер подсыпал таблетки в пунш, — говорит он. — Я думаю, он на такое просто не способен.

— Ладно, Говард. Лично мне сам факт рвоты кажется неопровержимой уликой против него. Но я не хочу, чтобы вы выступали здесь адвокатом дьявола. Видит бог, нам не нужно, чтобы родители Джастера тащили нас в суд за облыжные обвинения. Но сами посудите. Прошлой ночью Джастер явился на дискотеку. Отец Грин точно помнит, что он приходил. Но когда я выстроил ребят в шеренгу возле стенки — кого, угадайте, там не оказалось? Угадайте, Говард, кто уже успел выскользнуть? — Он подбрасывает пресс-папье на ладони, а потом продолжает театральным голосом: — Но, возможно, я спешу с выводами. Возможно, он просто решил пораньше лечь спать. Возможно, он подошел к вам и попросил у вас особого разрешения удалиться с вечеринки. Было такое, Говард? Вам ведь было поручено следить за дверьми. Вы помните: он просил у вас особого разрешения уйти?

— Нет, — признает Говард.

— Значит, мы уже поймали его на нарушении одного из правил, а именно: он ушел с вечеринки, не уведомив смотрителя. Ну а что помешало бы ему нарушить еще какое-нибудь правило? Нарушить их все? Все ясно как день, Говард. Ясно как день.

То, что у Автоматора уже имеется наготове козел отпущения, виновный во вчерашнем разгроме, кажется Говарду хорошим известием; и все же в этой версии как-то не сходятся концы с концами. Он силится выстроить свои мысли в каком-то порядке, противясь сокрушительному стыду и похмелью, которое утягивает его куда-то вниз, как мощный психический дренаж, — и тут он вспоминает:

— Грег, вчера вечером в спортивный зал пытался проникнуть Карл Каллен. Он стучался в главные двери около девяти часов вечера. Он показался мне… перевозбужденным.

— И вы впустили его?

— Нет. Он опоздал, и я отослал его домой.

— Тогда не понимаю, Говард, какое отношение это может иметь к тому, что происходило потом, раз вы не впустили его.

— Да, ну а что, если он не пошел домой? Что, если он… Ну понимаете, решил отомстить — проникнуть туда тайком и… сделать вот это?

Автоматор долго стоит, уставившись в пол. Труди смотрит на него, замерев в ручкой над листком бумаги, дожидаясь, когда он снова заговорит.

— В какое время, говорите, вы отослали Карла домой?

— Около девяти.

— А в какой время вы ушли в кабинет географии?

— Ну, может быть… в половине десятого.

— Прикинем, успел бы он за это время вернуться домой, нагрузиться колесами и опять прийти в школу, — рассуждает Автоматор. — Да, успел бы. Но это означало бы предположить, что он заранее знал, что вы предпримете небольшую вылазку и покинете спортзал, — а этого он не знал. Даже если бы зелье у него с самого начала было с собой, то стал бы он слоняться вокруг школы еще полчаса в ожидании удобного случая проникнуть внутрь? Полчаса? Под проливным дождем? Этот мальчишка хулиган, но он не мазохист. Нет, мне кажется, это дело рук кого-то, кто все время находился внутри. Кого-то, кто все время наблюдал за вами и ждал удобной минуты. Ему нужно-то было всего ничего — несколько секунд, и готово дело. Как только вы вышли — он подбежал к чану. А может быть, еще до того, как вы вышли. Так или иначе — он бросает туда колеса, а потом смывается домой, на волю.

— Но ведь нет никаких доказательств, что это сделал Джастер, — возражает Говард, хотя и видит, что спорить бесполезно. — Ну, я хочу сказать, что с таким же успехом это мог бы сделать любой другой, кто там находился. Разве не так?

— Да, разумеется, это мог сделать любой. Это могли сделать злые гномы. Это мог сделать Лунный Человечек. Однако все имеющиеся факты указывают на этого мальчишку, Джастера.

— Но почему…

— Вот именно, Говард! Почему? Вот тут-то мы и подходим к самой сути. — Он стучит себя перьевой ручкой по зубам. — Вы заметили в нем какие-нибудь перемены, когда беседовали с ним?

— Ну… э-э…

— Вы же с ним беседовали?

— Да, конечно…

— Ну и? Что-нибудь выяснилось? Вы разобрались, что у него за проблемы?

Говард лихорадочно роется в памяти, пытаясь припомнить хоть какую-нибудь подробность того разговора со Скиппи, но он не в состоянии припомнить ни единого слова мальчика; он помнит только, как мисс Макинтайр касалась его руки, помнит запах ее духов, помнит ее дразнящую улыбку.

— Ну, э-э… В целом мне показалось, что это совершенно нормальный паренек…

— Может быть, лучше вы повторите мне дословно, что он вам говорил?.. Труди, ты записываешь?

— Да, Грег. — Рука Труди выжидательно замерла над блокнотом.

— М-м-м… — Говард мучительно морщит лоб. — Ну, дело в том, что у нас была не совсем официальная беседа, скорее так, непринужденный разговор… Я просто дал ему понять, что, так сказать, дверь для него отперта. Что в будущем, если у него возникнут какие-то проблемы, он может…

— Если у него возникнут?.. — Автоматор захлебывается слюной. Он стучит ладонью по столу, как будто для того, чтобы снова привести самого себя в движение. — Господи, Говард, ведь мы знаем, что у него есть проблемы! Раз мальчишка на уроке французского заблевывает своих одноклассников, значит, у него есть проблемы! В том-то и штука, что я поручил вам выяснить, что это за проблемы! Чтобы избежать в точности такого развития событий, которое мы наблюдаем сейчас!

Он тяжело оседает на одно из новых офисных кресел на колесиках, прижимает ко лбу кончики сложенных домиком пальцев и испускает вздох, который похож на свист пламени, сжигающего все на своем пути.

— Ну хорошо, может быть, мне сходить к нему? — поспешно говорит Говард. — Поговорить с ним еще, и на этот раз, обещаю — я выясню, что с ним не так.

— Слишком поздно, — бормочет Автоматор куда-то себе в ладонь, а потом, крутанувшись на кресле, говорит: — Пора пускать в ход артиллерийские орудия — Труди, запиши, что Джастер должен посетить советника по вопросам воспитания, как только тот снова появится. Отец Фоули докопается, в чем тут дело.

Он встает и подходит к окну, повернувшись спиной к Говарду, положив руку на четкообразный шнур жалюзи.

— Ну, а вы сами с Джастером еще не… говорили? — хриплым голосом спрашивает Говард.

— Да, мы с ним коротко побеседовали прошлой ночью, когда вы были заняты уборкой помещения, — отвечает тот, озарив кабинет фальшивым ярким светом. — Застал его у себя, наверху, за чисткой зубов. Сама невинность. Сообщил мне, что почувствовал себя нехорошо и поэтому вышел прогуляться. Дверь была отперта, сказал он, так что он решил, что все в порядке. Ничего ни о чем не знал. — Свет тускнеет, когда пластинки жалюзи сдвигаются, и снова делается ярче, когда они раздвигаются. — Очень мило: вышел прогуляться в полном одиночестве, посреди зимы, выряженный, как чертов хоббит. В общем, мальчишка все равно что послал меня на фиг. И штука в том, что никто не может опровергнуть его слова! Никто теперь не может вспомнить, что же там происходило. Наверно, это антероградная амнезия — один из побочных эффектов тех колес. А может, этот ваш Слиппи добрался до них первым.