Мы двигаемся по коридорам, в которых я путаюсь – успеваю разглядеть красующиеся на стенах картины с различными пейзажами: лесов и океанов до Коллапса. Удивительно.

– Здесь общий зал для собраний, здесь прачечная, здесь столовая, здесь кухня, здесь гостиная… – перечисляет Каин, но я не придаю его словам значения. Словно, мне это не надо вовсе. Словно Резиденция Острога – перевалочный пункт. Или так и есть? – Библиотека в другом крыле, я покажу позже.

– Ты ведь понимаешь, – решаю обозначить свою позицию, – что я отправилась в Острог от нужды. Из-за острой необходимости.

– Все мы, – спокойно отвечает юноша.

– И на самом деле желаю нахождение не в Остроге.

Каин замирает. Поворачивается ко мне лицом, смотрит в глаза.

– Ты про пятый район, я тебя правильно понял?

– Правильно.

– Даже здесь – в пристанище беженцев и революционеров, отчуждённых и покинутых, в месте, что спасло тебя от Патруля Безопасности – ты стараешься стоять обособленно, каким-то особняком, всем своим видом показывая, что «ты не такая», здесь тебе не место, а люди рядом – не ровня.

Издеваюсь:

– Сам назвал меня особенной.

– Ты никому не даёшь шанса.

– И не должна. Я хочу увидеть своими глазами утопический пятый район, а не отлучённую от города часть с фермерами и изгнанными.

– Карамель, тебе только исполнилось семнадцать, а ты такая стерва. Что будет дальше?

– Я не соглашалась на Острог.

– Но он спас тебя от Патруля Безопасности.

– Ты соврал мне?

– Что? Нет! Пятый район существует, правда! – восклицает Каин. – Просто мне показалось уместным познакомить тебя с бытом Острога, рассказать правду о живущих здесь, обличить компрометирующий ложь Нового Мира.

Киваю:

– Тебе показалось.

– Прости, но ты ведёшь себя как стерва.

– Я уже слышала.

– Вот твоя комната.

Каин толкает дверь позади меня – склонившись к плечу и обдав дыханием; опускаю взгляд, чтобы не смущаться.

Спальня значительно меньше моей комнаты по улице Голдман, и вообще я променяла белоснежную мебель и россыпь зеркал на какое-то тошнотворное рыжее дерево и дешёвый пластик.

– Слушай, Карамель, я хотел кое-что сказать…Можно?

Я убеждена: если человек хочет сказать или спросить что-то нормальное – он не просит перед этим разрешения; если же просит – будь готов услышать дичь.

– Можно, говори.

– Я про твоё откровение на мосту, по поводу Беса…

– Нет, я меняю ответ.

– Послушай. Чёрт. Уже поздно, ясно? – Юноша теряется и – видно по лицу – волнуется. – Я долго собирался, поэтому слушай.

– Мне неприятно. Некомфортно это вспоминать.

Каин перебивает:

– Я благодарен за твоё доверие, вот. Мы можем не возвращаться к этой теме более, просто знай: я благодарен за твоё доверие во всём – от мыслей до жизни, ведь жизнь ты, получается, тоже доверила, спустившись с незнакомцем на станцию, ведущей в Острог. Сегодня мы успели несколько раз поругаться и примириться, понимаешь? Но мы всё равно вместе – узнаём друг друга, учимся чему-нибудь новому. Я открываю глаза тебе, а ты – мне. Это называется дружба.

Юноша аккуратно берёт меня за руки, поднимает их к лицу.

– Я бываю резок, – продолжает он, – или говорю, не подумав. Но ты должна знать, что всё равно дорога мне, важна. Вне зависимости от сказанного или сделанного. Понимаешь?

– Вроде.

– Даже если называю стервой, – вдруг выпаливает Каин.

– О, просто искал возможности ещё раз повторить это? Иди ты, деревенщина остроговская.

Пытаюсь вырвать руки, но юноша придерживает их и прислоняет тыльной стороной к своему лбу, что-то шепчет. Похоже на старое приветствие или старую благодарность. В растерянности принимаю жест.

– Прости, если смутил, – говорит Каин. – Деревенщина ведь, ничего не могу поделать. Ладно, оставлю тебя знакомиться с комнатой, мне надо отойти по делам. Встретимся чуть позже.

     Мой друг поспешно исчезает, оставив наедине с тошнотворной рыжей комнатой. Осматриваю её – небольшая кровать, стол и стул, шкаф. Какая-то имитация зеркальной поверхности на пластике, пристёгнутой рядом с выходом – смотрю на себя, но тут же роняю глаза в пол; не выказывай уважение, Голдман, к тому, кто этого не заслуживает.

Скрип половиц проводит к задёрнутым шторам, которые пахнут старьём и пылью – отдёргиваю их и, наблюдая массивные ветви с огромными листьями, решаю оторвать вовсе. Тяжёлая ткань падает под ноги – я вплотную подхожу к окну, что представляет единственное достоинство отлучённого от Нового Мира Острога. Зелень качается по ветру – плавно, плавко.

– Приветики, чего не откроешь окно? – спрашивает голос из дверей.

Вздрагиваю, но пытаюсь не подавать вида – здороваюсь с нагрянувшей в гости Сарой. Женщина не без разрешения заходит и указывает на крепёж, который открывает окно. То есть…я могу запустить прохладу и свежий воздух?

– Не бойся, жми с усилием, – говорит Сара. – Я знаю, что во всех домах Нового Мира стоят вентиляции и кондиционеры с фильтрами, а окна запаянные, чтобы мнимое заражение не заглядывало к людям. Это и в моё юношество было. Здесь же максимум из того, что тебе грозит – заползёт паучишка. Боишься насекомых – не открывай, конечно.

Препираюсь:

– Я ничего не боюсь.

– Ну да, ты же Голдман.

Опять эта фраза.

– Вообще-то мне нравятся насекомые, в особенности – пауки. Отец подарил на день рождения паука. Птицееда.

– Сама просила? – уточняет Сара и наблюдает согласный кивок. – Ого, у тебя вкус. Тогда можешь просто выползать на ветку и спать там.

Женщина смеётся, но я её восторг не разделяю.

– Принесла тебе вещи.

Сара протягивает стопку разноцветных тканей.

– Мы с тобой, – говорит женщина, – одной комплектации и роста, поэтому я решила поделиться вещами. Твой комбинезон немного испачкан – я могу отнести его в прачечную, а ты пока оденься в свежее. Здесь футболки, топы, джинсы, несколько кофточек.

– Оставь на столе, – говорю я, а сама открываю окно – прохлада забирается в комнату, удивительно! Свежий порыв ветра наполняет лёгкие и ласкает лицо, слышу перешёптывание листвы и гул запрятавшихся тварей.

– Ладно, – неуверенно протягивает Сара и отступает. – Как у вас с Каином?

– Зачем ты спрашиваешь?

Оборачиваюсь на женщину.

– Что за любопытство? – уточняю я.

– Да нет…– Сара теряется и потирает голову, прикусывает губу и добавляет: – Это не любопытство, Карамель.